XXXIII ХАРАКСКИЙ ФОРУМ «ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО И
СОЦИАЛЬНОЕ ВРЕМЯ: ДИАЛОГ ЭПОХ И ЦЕННОСТИ ПОКОЛЕНИЙ »
Докучаева С.В.
старший преподаватель кафедры Социологии и политологии, аспирант Исторического факультета ФГАОУВО «Южно- Уральский государственный университет»
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КУЛЬТУРНОЙ ДИПЛОМАТИИ СССР В ПЕРИОД ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ КАК СРЕДСТВА ПОЛИТИЧЕСКОГО МИФОДИЗАЙНА1
Аннотация: культурная дипломатия Советского Союза в Латинской Америке в период Холодной войны может быть рассмотрена через призму концепции политического мифодизайна. Культурная и политическая пропаганда служат формированию желаемого образа государства внутри собственной страны и на международной арене. Это целенаправленный процесс, имеющий общие черты с процессом конструирования политических мифов. Культурная дипломатия, по мнению автора, представляет собой совокупность политических мифов, формирующих особую реальность для тех, кто является ее реципиентами.
Ключевые слова: культурная дипломатия, Холодная война, Латинская Америка, политический миф, политический мифодизайн
Процессы коммуникации и воздействия на сознание людей являются базовыми в политической сфере общества. В разные периоды истории для достижения максимального эффекта в этих областях использовались различные техники и приемы, и чем больше знаний о природе и психике человека накапливала наука, тем серьезнее и изощреннее становились эти методы.
Далее мы рассмотрим такое явление как «культурная дипломатия» через призму воздействия на массовое сознание населения как внутри своей страны, так и за ее пределами. Объектом нашего исследования является культурная дипломатия СССР в странах Латинской Америки в период Холодной войны. Цель работы - проанализировать такой метод расширения государствами сфер своего влияния как культурная дипломатия с точки зрения политического мифодизайна.
Задачи исследования заключаются в следующем: определить понятие «культурная дипломатия», «политический миф» и «политический мифодизайн», и предпринять попытку определить культурную дипломатию СССР в странах Латинской Америки в период Холодной войны как элемент политического мифотворчества.
Культурная дипломатия является одним из основных способов распространения своего влияния ведущими игроками мировой политики на международной арене в условиях противостояния культур и идеологий.
Для решения поставленных исследовательских задач, мы используем следующую трактовку понятия «культурная дипломатия» - это способ представления государства на международной арене, канал формирования его позитивного репрезентативного имиджа, идентификации среди других культур. Инструментом достижения этой цели является пропаганда разной степени жесткости и агрессивности2.
Во время ведения идеологических войн усилия всех сторон направлены на обесценивание культуры противника и замену ее собственными культурными концептами.
1 Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 16-18-10213).
2 Долинский А.В. Дискурс о публичной дипломатии// Международные процессы, 2011. № 25. С. 63-73.
При этом распространение собственной культуры на другие страны и народы требует четкой продуманной стратегии, включающей в себя ясное понимание целей, задач и методов их достижения. Использование культурной и политической пропаганды предполагает формирование желаемого образа носителя данной культуры в глазах реципиента коммуникативно-культурного послания. А это в свою очередь влечет за собой частичное или полное изменение картины мира реципиента.
Воздействие на сознание человека для решения политических задач в большинстве случаев осуществляется с помощью политического мифотворчества.
Миф по мнению ряда исследователей является источником идеологии, ее «первичным строительным материалом», и всякая идеология мифологична по своей природе, так как отражает отношение политических институтов общества к политическому процессу1.
Социально-политический миф можно определить, как форму политической творческой активности, содержанием которой является конструирование стереотипных представлений о политических реалиях прошлого и настоящего2.
Таким образом, культурная дипломатия как средство идеологической пропаганды Советского Союза, является процессом политического мифотворчества, то есть сознательного и целенаправленного конструирования политических мифов и трансляцию их на население своего государства, а также тех стран, которые были в сфере идеологических и геополитических интересов СССР.
В процессе реализации культурной дипломатии СССР в странах Латинской Америки основной акцент делался на противопоставлении образа советского государства империалистическому врагу - США. Необходимо было создать привлекательный образ свободной страны, с которой угнетаемые и бедные в большинстве своем страны Латинской Америки захотели бы устанавливать тесные культурные, экономические, научные, а затем и политические контакты, но главное, вышли бы из-под влияния Соединенных Штатов, что в рамках Холодной войны было одной из основных целей.
При этом стоит отметить важную особенность региона, влияющую на выбор Советским Союзом темпов и методов использования культурной дипломатии и различных пропагандистских инструментов, на которых она основывалась. Это - геополитическое положение Латинской Америки, и ее зависимость от Соединенных Штатов. Регион входил в зону влияния США и активное вмешательство СССР в дела его стран и проведение агрессивной политики «навязывания» своей культуры как противовеса культуре Штатов, могло привести к серьезным международным последствиям и спровоцировать Америку на ответные действия в странах, исторически входивших в зону влияния СССР.
Поэтому реализация культурной дипломатии Советского Союза в странах Латинской Америки велась осторожно и зависела от внутриполитической ситуации в регионе. Ключевыми вехами активизации советской культурной дипломатии в странах Латинской Америки были такие события как Кубинская революция 1959 г., Карибский кризис 1963 г., а также знаменательные юбилейный даты, к примеру юбилеи революции или 100-летний юбилей В.И. Ленина.
Именно после этих событий и в преддверии юбилеев СССР начинал активно распространять свое влияние в регионе с помощью инструментов культурной дипломатии, перед которой ставилось несколько целей.
Самой очевидной целью было усиление влияния СССР на международной арене и противостояние с США.
1 Цветкова Н. Публичная дипломатия США: от «мягкой силы» к «диалоговой пропаганде»// Международные процессы, Т. 13, № 3. С. 12 -133.
2 Цветкова Н. Публичная дипломатия США: от «мягкой силы» к «диалоговой пропаганде»// Международные процессы, Т. 13, № 3. С. 12 -133.
Активная работа в латиноамериканском регионе через Общества Дружбы и Отдел стран Латинской Америки в структуре ССОД была направлена на идеологическую пропаганду советской культуры и науки, особенно в период с 1956 по 1970 гг. Основной интерес вызывали представители творческой, научной, культурной интеллигенции, представителей которых приглашали в Советский Союз в составе тщательно отобранных делегаций. И во время визита в СССР происходило полное погружение в «сконструированную» реальность. После возвращения на родину, делегаты транслировали созданные для них образы и вели идеологическую работу в пользу приглашающей стороны. И это был процесс создания внешнего образа1.
Однако, мы пришли к выводу, что у процесса реализации культурной дипломатии СССР, были и менее очевидные, но не менее важные цели - установление дружеских связей и помощь странам Латинской Америки работало не только на внешнюю, но и на внутреннюю политику.
Это происходило за счет того, что внутренний образ, создаваемый с помощью приемов культурной дипломатии был средством достижения таких целей как: управления собственным населением, канализация и аккумулирование негативных и позитивных эмоций по отношению к «своим» - Мексика, Бразилия, Чили, Уругвай, а затем и Куба, и «чужим» - США, империалистические страны.
Кроме того, для населения создавались возможности участия в общественной и социальной жизни безопасным для государства образом, происходил процесс просвещения населения, ознакомление его с бытом и культурой стран, по уровню жизни стоящих ниже, то есть сравнение в любом случае было в пользу СССР. Также осуществлялось перенаправление негативных эмоций людей на конкретные объекты, находящиеся за пределами страны, и при этом граждане видели такой образ собственного государства: бескорыстно помогающее, дружелюбное к «своим», справедливое, готовое защищать слабых и бедных, щедрое, сильное.
Вследствие этого в сознании людей автоматически формировалась установка «если такой к другим, значит и к своим», и образ государства становился непогрешимым, а все проблемы и отклонения от описанной выше модели поведения, списывались на счет отдельных исполнителей, врагов народа, которые стремятся сознательно навредить советскому народу и государству, опорочить его образ.
Таким образом, можно сделать вывод, что культурная дипломатия действительно представляла собой процесс политического мифотворчества. В процессе ее реализации создавалась сложная система социально-политических мифов двойного вектора воздействия. Один вектор был направлен на реципиентов («получателей») продуктов культурной дипломатии - в нашем случае это жители стран Латинской Америки. Второй вектор был ориентирован на самих «носителей» транслируемой культуры, то есть население Советского Союза. Мы убеждены, что ресурсы культурной дипломатии как средства создания и трансляции политических мифов значительны, но мало изучены с данной точки зрения. Однако их изучение дает возможность расширить методологический инструментарий за счет методов политической психологии, помимо изучения сугубо исторического контекста и глубже понять особенности взаимодействия СССР с данной группой стран.
Литература
1. Долинский А.В. Дискурс о публичной дипломатии// Международные процессы, 2011. №№ 25. С. 63-73.
2. Клементьева Н.М. Развитие связей между СССР и рядом стран Латинской Америки в области культуры, 1965-1975. М.: ВГБИЛ, 1983. - 173 с.
1 Шестов Н.И. Политический миф теперь и прежде. М.: Олма-Пресс. 2005. С. 5.
3. Цветкова Н. Публичная дипломатия США: от «мягкой силы» к «диалоговой пропаганде»// Международные процессы, Т. 13, № 3. С. 12 -133.
4. Шестов Н.И. Политический миф теперь и прежде. М.: Олма-Пресс. 2005. - 416 с.
5. ГАРФ, Ф. Р-9576, оп. 8, д.3
6. ГАРФ, Ф. Р-9576, оп.8, д. 17
1. Dolinskiy A. (2011). Diskurs o publichnoy diplomatii . Mezhdunarodnye protsessy. Vol. 9. № 25. Р. 63-73.
2. Klementeva N.M. Razvitie svyazey megdy USSR i stranamy Latinskoy Ameriki v oblasty kultury, 1965-1975. M.: VGBIL, 1983. - 173 p.
3. Cvetkova N. Publichnaya diplomatiya USA: ot "soft power" k "dialogovoy propaganda"// Megdunarodnye process, T. 13, N. 3. P. 12-133.
4. Shestov N.I. Politicheskiy mif teper I pregde. M. Olma-Press. 2005. - 416 p.
5. GARF, P-9576, Op.8, D.3.
6. GARF, P-9576, Op.8, D.17.
USSR"S CULTURAL DIPLOMACY AS INSTRUMENT OF POLITICAL MYTH"S IN
COLD WAR"S PERIOD
lecturer, postgraduate student of the History Department of South Ural State University [email protected]
Abstract: Cultural diplomacy of the Soviet Union in Latin America during the Cold war can be analyzed through the prism ofpolitical myths" concept. Cultural and political propaganda serve the formation of a desired image of a state within their own country and in the international arena. This is a deliberate process, that has common features with the process of construction ofpolitical myths. Cultural diplomacy, according to the author, is a set ofpolitical myths, which forms a distinct reality for its recipients.
Key words: cultural diplomacy, Cold War, Latin America, political myth, political mythology design
Для цитирования: Докучаева С.В. Использование культурной дипломатии СССР в период Холодной войны как средства политического мифодизайна// Архонт, 2017. № 3. С. 47-50.
Вместо характерного для "европейского концерта" деидеологизированного
соревнования великих держав, между Советским Союзом и Соединенными Штатами развернулось противоборство под непримиримыми идеологическими лозунгами, причем на ход этого противоборства накладывало свой неизгладимый отпечаток наличие ядерного оружия.
Огромные изменения претерпела и дипломатия, утратив былую свободу рук. Вот что писал о дипломатии периода "холодной войны" Генри Киссинджер: "У биполярного мира не может быть каких-то оттенков; выигрыш для одной стороны представляется как абсолютная потеря для другой. Каждая проблема сводится к вопросу выживания. Дипломатия становится жесткой; международные отношения - неизменно осторожными" .
В самом деле, дипломатия не может не быть жесткой в условиях немыслимой в период "европейского концерта" прочности коалиций и союзов, объединяющих основных участников международных отношений (не так давно был торжественно отмечен 60-летний юбилей Организации Североатлантического договора - НАТО, да и Организация Варшавского Договора (ОВД) просуществовала 35 лет; ни один военный союз времен "европейского концерта" или в меж военный период не мог похвастаться таким долголетием).
В новых условиях не мог измениться и характер взаимоотношений между великими державами. На протяжении всей мировой истории конфликт (т.е. столкновение интересов) был неотъемлемой составной частью взаимоотношений между суверенными государствами на международной арене.
Но никогда еще (по крайней мере, в Новый период мировой истории) межгосударственный конфликт не был в такой степени идеологически обусловлен. Практически все исследователи, изучающие "холодную войну", указывают на тесную и нерасторжимую связь между военно-политическими и идеологическими соображениями участников "холодной войны". Во все времена великие державы стремились к расширению своих сфер влияния, но, пожалуй, впервые в истории международных отношений тенденция к территориальной экспансии была столь идеологически мотивированной. В отличие от великих держав - участниц "европейского концерта", лидеры биполярного мира нуждались в идеологическом обосновании для установления своего контроля над новыми территориями; при этом расширение советской (или американской) сфер влияния рассматривалось как подтверждение торжества марксизма-ленинизма (или либерального интервенционизма) в глобальной битве за умы и сердца людей.
В этих условиях конфликт между великими державами не мог нe приобретать характер затяжной конфронтации, из которой невозможно было найти выход с помощью традиционных методов классической дипломатии, таких, как разграничение сфер влияния, кондоминиумы, заключение новых союзных договоров и т.п. Именно наличие существенных идеологических противоречий (а в сфере идеологии компромиссов нет и быть не может) предопределило конфронтационный, непримиримый характер конфликта в период "холодной войны".
Фактор ядерного оружия.
Но была и еще одна причина, которая предопределила сохранение военно-политического пата па всем протяжении "холодной войны", и эта причина - наличие ядерного оружия в арсеналах "супердержав". Ядерное оружие сделало устаревшей известную формулу Карла фон Клаузевица - "Война - продолжение политики иными средствами", а конфликт между "супердержавами", лишенными возможности развязать новую мировую войну - затяжным.
Выводы
Можно выделить следующие особенности "холодной войны":
- 1) "холодная война" - это затяжной конфликт между двумя лидерами биполярного мира, СССР и США, который носит конфронтационный, непримиримый характер;
- 2) специфичной особенностью этого конфликта было наличие идеологической борьбы между его участниками;
- 3) в то же время фактор ядерного оружия исключал возможность широкомасштабного военного столкновения между "сверхдержавами", Советским Союзом и Соединенными Штатами.
- Kissinger H. White House Years. Boston ; Toronto: Little, Brown and C°., 1979. P. 67.
Перестройка американской экономики в послевоенные годы имела
серьезные последствия в социальной области. Расширение масштабов
промышленного производства, торговли, обслуживания вызвало быстрый
рост численности рабочей силы США: с 44 220 тыс. в марте 1938 г. до
59 957 тыс. человек в апреле 1950 г. Еще больше возросла численность
занятых в несельскохозяйственных сферах экономики: с 34 530 тыс.
в 1938 г. до 52 450 тыс. в 1950 г., т. е. более чем на 60%. Этому про-
цессу также способствовал рост численности населения США (даже в
годы второй мировой войны), увеличение продолжительности жизни.
Значительно изменилось число трудящихся женщин - с 25% в 1940 г.
до 28,5% всего состава рабочей силы в 1950 г.103
Концентрация производства в промышленности и сельском хозяйстве,
образование гигантских корпораций, усиление экономической роли госу-
дарства и рост государственного аппарата воздействовали на изменение
состава рабочего класса и социальной структуры американского общест-
ва, в частности на соотношение занятости в промышленности и сельском
хозяйстве. Так, в 1950 г. оно составило ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙенно 70 и 26% 104.
Число занятых в сельском хозяйстве с 1938 по 1950 г. уменьшилось на
Наибольшая часть трудящихся, как и прежде, была занята в фабрич-
но-заводской отрасли хозяйства, в производстве промышленных товаров.
одном уровне (с 1919 по 1938 г.), стала быстро увеличиваться (с 9253 тыс.
в 1938 г. до 14 967 тыс. в 1950 г.) Ускоренными темпами росла числен-
ность строительных рабочих, что было вызвано военным бумом и разма-
хом послевоенного строительства. Новым явлением в рассматриваемые
годы было увеличение занятости в таких отраслях экономики, как тор-
говля и сфера обслуживания, в государственном аппарате. Кстати, эта тенденция
наметилась еще в конце 40-х годов, а в послевоенные годы стала опре-
деляющей в структурных сдвигах в американском обществе. Число заня-
тых в торговле, например, возросло с 6453 тыс. (1938 г.) до 9645 тыс.
(1950 г.), в обслуживании - с 3196 тыс. до 5077 тыс., на государствен-
ной службе - с 3876 тыс. до 6026 тыс. человек.
Представление о занятости, численности и структуре рабочего класса
в США было бы неверным, если не принять во внимание такое явление,
как безработица, кᴏᴛᴏᴩая с окончанием войны стала расти, несмотря на
расширение масштабов производства. Уже в 1946 г. число безработных
составило 2,3 млн. (4% всей рабочей силы) В 1948 г., когда наметился
спад производства в ряде отраслей, безработица поднялась до 5,5%. Это
был наихудший показатель с 1941 г. Наметился рост средней продолжи-
тельности безработицы: с 8,6 недель в 1948 г. до 12,1 недели в 1950 г.
В указанный период из каждых 100 безработных 25-26 искали работу
по 15 и более недель 105. Ухудшение положения рабочего класса в целом
в связи с ростом безработицы осложнялось инфляцией и налоговой по-
литикой государства. Увеличение налогов и цен, а также внедрение по-
тогонной системы организации труда в значительной степени «съедали»
прибавки к заработной плате, полученные трудящимися в ходе упорной
борьбы с капиталом.
Профсоюзы сохраняли некᴏᴛᴏᴩое время после войны важные экономи-
ческие и политические позиции, завоеванные ими в годы «нового кур-
са» 106. Их численность с середины 30-х годов до 1960 г. более чем
утроилась (с 4 млн. в 1936 г. до 15 млн.) Создание массовых профес-
сиональных организаций в ряде отраслей позволило трудящимся более
успешно отстаивать ϲʙᴏи права. В наибольшей степени юнионизированными остава-
лись старые отрасли промышленности. К ним относились строительная
индустрия, транспорт, печатное дело, морской флот и портовые хозяйст-
ва. В данных отраслях были традиционно сильны профсоюзы АФТ, насчи-
тывавшие в 1946 г. 7152 тыс. членов. КПП, объединявший в 1946 г.
6 млн. рабочих по производственному признаку, располагал относитель-
но более прочными позициями в таких отраслях, как сталелитейная, ав-
томобильная, резиновая, электромашиностроение, авиационная107.
В 1946 г. в общей сложности около 20% всей рабочей силы США было
объединено в профсоюзы, что, как ожидалось, могло стать важной осно-
/images/6/957_ИСТОРИЯ%20США.%20Т.4_image020.gif">вой для дальнейшего повышения роли организованного рабочего движе-
ния в общественной жизни страны.
При этом вторая мировая война наложила глубокий отпечаток на дея-
тельность профсоюзов, усилив позиции соглашательского крыла. Чрез-
вычайные условия военного времени, необходимость сосредоточения уси-
лий на борьбе с фашизмом ставили на повестку дня вопросы националь-
ного единства, непрерывности военных усилий и военного производства.
Следствием ϶ᴛᴏго явился официальный отказ профсоюзов от забастовок
на период войны. Хотя национальное единство в годы войны было явле-
нием временным, оно породило - и не только в среде профсоюзных
руководителей - иллюзии о возможности установления «классового
мира», «добровольного сотрудничества бизнеса, рабочих и фермеров» под
эгидой государства 108.
Существенное значение в повой ситуации имела позиция капитала.
Его воздействие на профсоюзы по линии идеологической и политической
увеличилось многократно. Это было связано прежде всего с изменившей-
ся после войны международной обстановкой. Стоит сказать, для хозяев промышленно-
щихся осуществить ϲʙᴏи замыслы глобального экспансионизма, было
чрезвычайно важно отбросить профсоюзы к тому состоянию, кᴏᴛᴏᴩое су-
ществовало до образования могущественного КПП. Отметим, что тесный союз между
КПП и профсоюзами других стран мог стать препятствием для экспан-
сионистских целей финансовых кругов США. Чтобы ϶ᴛᴏго не произошло,
последние стремились подорвать единство в руководстве КПП, с помощью
репрессивных законов сковать деятельность профсоюзов и раздуть исте-
рию о „красной опасности"» 109.
Демобилизация из армии, возвращение домой миллионов бывших
солдат, нуждавшихся в работе, обусловили повышенное предложение
рабочей силы, кᴏᴛᴏᴩое наряду со стремлением бизнеса ограничить права
профсоюзов создало опасность профсоюзным гарантиям. И не случайно
на коллективных переговорах первых мирных лет профсоюзы придавали
такое значение соглашению о «закрытом цехе» 110. Важно заметить, что одной из главных
причин развернувшегося забастовочного движения в данные годы была так-
же резкая активизация антипрофсоюзной деятельности бизнеса.
Забастовки, кᴏᴛᴏᴩые в американской историографии получили назва-
ние «первой послевоенной стачечной войны», начались в феврале 1946 г.,
когда Национальное управление стабилизации заработной платы позво-
лило сталелитейным компаниям поднять цену на сталь. Рабочие стале-
литейной промышленности вскоре после ϶ᴛᴏго решения добились согла-
шения с предпринимателями об увеличении заработной платы1И. Но
почти одновременно с ϶ᴛᴏй акцией Национального управления стабили-
зации заработной платы был обнародован исполнительный приказ пре-
зидента Трумэна, разрешавший для устранения диспропорции повысить
цены и в других отраслях производства. Ответ профсоюзов последовал
Незамедлительно. Всего в 1946 г. произошло 4985 стачек, в кᴏᴛᴏᴩых
участвовало 4,6 млн. рабочих и было потеряно 116 млн. человеко-
дней 112. Это рекордные показатели за всю историю США. Стачки охва-
тили рабочих ведущих отраслей промышленности - металлургов, шахте-
ров, автомобилестроителей, железнодорожников, электриков, рабочих мяс-
ной промышленности и т. д. В ходе забастовочных боев трудящиеся до-
бились значительных прибавок к заработной плате 113.
Именно такая активность трудящихся в первые послевоенные годы создавала
благоприятную обстановку для роста профсоюзов. Вместе с тем многое
зависело от того, какие силы возобладают в профсоюзном движении, ка-
кими средствами профсоюзы будут решать стоявшие перед ними пробле-
мы. В профсоюзах шла острая борьба между сторонниками «делового»
юнионизма АФТ, в основе кᴏᴛᴏᴩого лежал все тот же гомперсизм, и но-
вого, более прогрессивного течения, возникшего в 30-е годы и воплотив-
шегося в деятельности КПП.
В атмосфере усиления реакции и обострения борьбы внутри «рабоче-
го дома» профсоюзы не смогли мобилизовать силы для отпора реакции.1
Более того, их позиции были ослаблены. «Холодная война» еще более
накалила борьбу между демократической и реакционной тенденциями в
профсоюзном движении. Уже в конце 1946 г. в профсоюзах началось
преследование прогрессивно настроенных активистов, особенно коммуни-
стов. По϶ᴛᴏму в ходе принятия законопроекта Тафта-Хартли профсою-
зы АФТ и КПП оказались не готовы к решительным действиям. «В таких
условиях, когда ведущие центры уклонились от прямых выступлений
против антирабочего законодательства, движение протеста не могло
стать организованным и общенациональным. Стоит заметить, что оно носило локальный и
разобщенный характер»114. Отрицательное воздействие нового законо-
дательства на рабочее движение США сказалось уже в первые годы его
осуществления.
Помимо негативных последствий репрессивного, антирабочего законо-
дательства важным фактором, затруднившим деятельность профсоюзов,
стало резкое увеличение дел о «нечестной трудовой практике» рабочих
организаций, приобретшее характер злонамеренной кампании, явно ин-
спирированной из одного центра. В 1948/49 финансовом году Нацио-
нальное управление по трудовым отношениям (НУТО) зарегистрировало
1160 подобных дел115, возбужденных предпринимателями. Важно знать, что большинство
из них обвиняло профсоюзы в «страшных грехах» - вторичных бойко-
тах, забастовках за право организации профсоюза, а также в том, что
тред-юнионы «вынуждают» предпринимателей проводить дискримина-
ционную политику найма и увольнения по отношению к нечленам проф-
союзов. Все говорило о начале массированного наступления, предприня-
того бизнесом на профсоюзные гарантии. Дорогу ϶ᴛᴏму наступлению
прокладывал закон Тафта-Хартли и проводимая на его основе прави-
тельственная политика вмешательства в трудовые отношения в интере-
сах капитала.
/images/6/157_ИСТОРИЯ%20США.%20Т.4_image017.gif">23 июня 1948 г., чуть менее чем через год после официального
вступления закона в силу, «Нью-Йорк тайме» поместила редакционную
статью, в кᴏᴛᴏᴩой давались оценки практики применения закона. Газета
подчеркивала, что уже за первые месяцы существования закона суды
использовали «чрезвычайные предписания» как минимум в 12 случаях.
Не стоит забывать, что важнейшими среди них были вынесение судебных постановлений против
профсоюза горняков, Международного союза типографских рабочих, ста-
чечников на предприятиях атомной промышленности. За тот же период
президент США 5 раз обращался к ϲʙᴏему праву использовать «чрезвы-
чайные полномочия». 80-дневное «замораживание» стачек провозглаша-
лось судами по просьбе президента в угольной промышленности, на пред-
приятиях телефонной, атомной, мясоконсервной промышленности, а так-
же во время стачек портовиков.
Поражения некᴏᴛᴏᴩых крупных, известных боевыми традициями орга-
низаций рабочих в стачках 1948-1949 гг. со всей наглядностью проде-
монстрировали антипрофсоюзную направленность нового реакционного
законодательства. Вряд ли предприниматели выдержали бы мощный на-
тиск профсоюзов типографских рабочих, вряд ли шахтовладельцы устоя-
ли бы перед сплоченностью горняков, если бы не опирались на антира-
бочий закон Тафта - Хартли, а вместе с ним и на весь государственный
аппарат. Закон Тафта-Хартли в руках предпринимателей и буржуазно-
го государства оказался действенным орудием борьбы с забастовочным
движением. Напуганные угрозой правительственных санкщш, реформист-
ские профлидеры ради сохранения ϲʙᴏего благополучия сдавали одну по-
зицию за другой116, следствием чего становилось углубление раскола
между левым крылом профдвижения, с одной стороны, центристами и
правыми - с другой.
Антипрофсоюзной кампании крупного капитала и правительства в
первые послевоенные годы противостояла большая группа прогрессив-
ных профсоюзов, входивших в КПП. Отсюда понятно, почему монопо-
лии и правительство так яростно нападали на левые силы в профдви-
жении. Делалось все, ɥᴛᴏбы вызвать обострение внутренних трений в
КПП. В частности, с ϶ᴛᴏй целью была затеяна кампания в поддержку
внешнеполитического курса Не стоит забывать, что вашингтона. Трумэн использовал все ϲʙᴏе
влияние на руководство КПП, с тем ɥᴛᴏбы добиться безоговорочного
одобрения данным объединением политики «холодной войны» и антикомму-
низма. Стоит заметить, что он нашел сторонников в лице У. Рейтера, Э. Рива и некᴏᴛᴏᴩых
других лидеров КПП. Вопрас ими был поставлен так: либо прогрессив-
ные профсоюзы порывают с традицией интернационализма и междуна-
родной рабочей солидарности, либо будут исключены из объединения.
Давление извне и переход большинства в руководстве КПП на позиции
антикоммунизма привели к расколу ϶ᴛᴏй организации в 1949 г. Важно заметить, что одинна-
дцать профсоюзов были исключены и один (союз электриков) сам вышел
из состава КПП, что составляло треть всех членов объединения. Раскол
затронул многие отраслевые и местные отделения профсоюзов КПП и
Конфликт в профдвижении отнял у него много сил, ослабив рабочее
движение в условиях наступления реакции на права трудящихся117.
События показали, что высшее руководство КПП и его ведущих проф-
союзов круго изменило курс и повело дело к сближению с верхушкой
АФТ. Исходя из всего выше сказанного, мы приходим к выводу, что с конца 40-х годов в рабочем движении произошло
укрепление консервативного крыла и резкое ослабление левого, прогрес-
сивного крыла. Многие профсоюзы перешли на позиции «делового» юнио-
низма в его новой, модернизированной форме, отказавшись от линии на
наступательную борьбу с капиталом.
Генезис Холодной войны
Американская дипломатия: направления и методы
Основные черты советской дипломатии в 1950 – 1980-е гг.
Дипломатии стран-союзниц СССР и США
Третий мир и дипломатии сверхдержав
Выдающиеся дипломаты Холодной войны: А.А. Громыко, Г. Киссинджер
Методические указания
Первый вопрос посвящен происхождению Холодной войны. Необходимо выявить и дать оценку конфликтогенному потенциалу между СССР и Западом, накопившемуся в 1920 – 1930-е гг., на завершающем этапе Второй мировой войны и во второй половине 1940-х гг.
Во втором вопросе необходимо дать характеристику развития американской дипломатической школы, новой роли США после Второй мировой войны в международных отношениях, обозначить основные направления внешнеполитической активности США в мире в 1950 – 1980-е гг. и методы, с помощью которых американская дипломатия реализовывала свои планы. Предполагается характеристика внешнеполитических позиций американских президентов и советских лидеров.
Третий вопрос аналогичен второму, но объектом рассмотрения, анализа и оценки будет дипломатия Советского Союза. Как и в случае с США, не следует сводить дипломатию лишь к деятельности дипломатических служб, но обратить внимание и на иные форматы международного общения, а также на личности советских генеральных секретарей.
Четвертый вопрос призвании охарактеризовать дипломатии государств-союзников СССР и США с выявлением общих и специфичных черт в сравнении со «старшими» партнерами, а также особенностью их положения на международной арене.
В ходе ответа на пятый вопрос следует объяснить сущность концепции «Трех миров», выделить различные типы среди государств третьего мира и обратить внимание на формы и методы, с помощью которых дипломатии Советского Союза и Соединенных Штатов достигали своих целей в развивающихся государствах Азии, Африки и Латинской Америки.
Шестой вопрос посвящен биографиям выдающихся дипломатов противоборствующих держав – А.А. Громыко и Г.Киссинджеру. Помимо освещения основных вех биографии, необходимо обратить на следующие параметры их дипломатической деятельности:
внешнеполитические установки;
взаимодействие с руководством (президент, первый/генеральный секретарь);
личностный стиль переговоров.
Источники:
Громыко А.А. Памятное. М.: Гос.изд-во полит. лит-ры, 1988. – 894 с.
Киссинджер Г. Дипломатия. М.: ЛОДОМИР, 1997. – 579 с.
Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.: В 2 т. - 2-е изд.-- М.: Политиздат, 1976. – 944 с.
Хрестоматия по истории международных отношений. В 5 т. / Сост. Д.В. Кузнецов. Благовещенск, 2013. Т. 4. Новейшее время. С. 757 – 2149.
Литература:
«Лучше десять лет переговоров, чем один день войны». Воспоминания об Андрее Андреевиче Громыко. М.: Весь Мир, 2009. – 336 с.
Ахтамзян А.А. Азбука дипломата / Отв. ред. А.В. Серегин. М.: МГИМО-Университет, 2014. – 156 с.
Дипломатическая служба / Под ред. А.В. Торкунова, А.Н. Панова. М.: Аспект Пресс, 2014. – 352 с.
Зонова Т.В. Дипломатия: Модели, формы, методы. – 2-е изд., испр. М.: Аспект Пресс, 2014. – 352 с.
История дипломатии / Под ред. В.А. Зорина, В.С. Семенова, С.Д. Сказкина, В.М. Хвостова. – 2-е изд., перераб. и доп. М.: ГИПЛ, 1959. Т 1.– 896 с.
История международных отношений: В 3 т. / Под ред. А.В. Торкунова, М.М. Наринского. М.: Аспект Пресс, 2012. Т. 2. Межвоенный период и Вторая мировая война. – 496 с.
История международных отношений: В 3 т. / Под ред. А.В. Торкунова, М.М. Наринского. М.: Аспект Пресс, 2012. Т. 3. Ялтинско-Потсдаская система. – 552 с.
Матвеев В.М. Дипломатическая служба США. М.: Международные отношения, 1987. – 192 с.
Печатнов В., Маныкин А. История внешней политики США. М.: Международные отношения, 2012. – 688 с.
Системная история международных отношений. В 2 т. / Под ред. А.В. Богатурова. М.: Культурная революция, 2009. Т.1. События 1918-1945 гг. – 480 с. Т.2. События 1945 – 2003. – 720 с.
3. Политика «холодной войны» и «атомная дипломатия»
Появление атомного оружия изменило всю международную политику и дипломатию. 25 апреля 1945 года состоялась встреча Трумэна в Овальном кабинете Белого дома с двумя собеседниками. Военный министр Стимсон впервые привел тогда к новому президенту начальника «Манхэттенского проекта» генерала Гровса. Гровс подробно проинформировал Трумэна о «Манхэттенском проекте», пообещав через четыре месяца завершить создание самого мощного оружия, какое когда-либо знало человечество.
Информация о подходящих к концу работах по созданию атомной бомбы оказала серьезное влияние на внешнеполитический курс Белого дома. Однако Стимсон рекомендовал «отложить любое обострение отношений с Россией до тех пор, пока атомная бомба не станет реальностью и пока мощь ее не будет наглядно продемонстрирована... Страшно вступать в игру с такими высокими ставками в дипломатии без козырной карты в руках»,--подчеркивал он. Не отвергая в принципе «атомной дипломатии», Стимсон вместе с тем не верил, что новое оружие может вынудить Советский Союз принять американские условия при решении спорных международных проблем. К тому же он считал и сообщил об этом Трумэну, что США не смогут долго «удержать монополию на бомбу» .
Встреча произвела на Трумэна прямо-таки ошеломляющее впечатление. Он почувствовал себя азартным игроком, которому на руки вдруг пришел козырный туз. Дальнейший курс действий четко определился. Сначала на практике показать, что Соединенные Штаты стали единственным обладателем нового оружия небывалой силы. А потом, опираясь на атомную монополию, шантажировать Советский Союз, заставить его подчиниться американскому диктату. «Если она взорвется, а я (Трумэн) думаю, что так оно и будет, у меня наверняка появится дубина на этих парней (русские)!»
В правительственных кругах США «атомное мышление» возобладало eще до испытания атомной бомбы. Новое оружие рассматривалось ими не только в плане применения его против Японии, но и как средство давления на СССР, установления глобального преобладания США в послевоенном мире . Применение атомных бомб в войне против Японии было совершенно ненужным - исход был уже предрешен и без них. Однако у тех, кто стоял за немедленное их применение, были свои расчеты, сводившиеся к тому, чтобы произвести устрашающее впечатление на весь мир и прежде всего на союзника по оружию - Советский Союз.
Началась так называемая атомная дипломатия, исходившая из уверенности реакционных, воинствующих кругов США в том, что они монопольно владеют атомным оружием и что при самых оптимистических оценках ни у кого не может быть создана бомба ранее чем через 7...10 лет .
После демонстрации американской ядерной мощи в Хиросиме и Нагасаки атомная карта становится одним из «аргументов» американских политиков. 6 августа 1945 г. президент Трумэн подчеркнул намерение США единолично сохранять контроль над атомным оружием в целях «поддержания всеобщего мира». 30 октября того же года генерал Дж. Паттон подтвердил, что Соединенные Штаты должны оставаться
«вооруженными и в полной готовности» . Против кого? В условиях военного поражения фашистской Германии и милитаристской Японии ответ напрашивался сам собой.
Высшие должностные лица без тени смущения называли будущего противника в «третьей мировой войне». Уже 18 сентября 1945 г. Объединенный комитет начальников штабов одобрил директиву 1496/2 «Основа формулирования военной политики», где СССР был назван в качестве противника США. При этом директива исходила из положения о нанесении Соединенными Штатами «первого удара» в возможной войне против СССР. Директива Объединенного комитета военного планирования 432/Д от 14 декабря 1945 г. гласила: «Единственным оружием, которое США могут эффективно применить для решающего удара по основным центрам СССР, является атомная бомба» . Американские военные в качестве первостепенной задачи выдвигали достижение абсолютного военного превосходства над СССР. Милитаристские настроения в Вашингтоне, прорываясь наружу, принимали характер откровенного шантажа СССР. В конгрессе США раздавались заявления о способности американской авиации «сбросить атомные бомбы на любую точку земной поверхности и вернуться на
базы» 34, хотя реальные возможности США далеко не соответствовали этим расчетам. Английские исследователи послевоенной истории Соединенных Штатов подчеркивали: «Ядерному мифу широко верили, но в действительности атомных бомб было слишком мало, они были неточны, чересчур слабы и неудобны, чтобы дать возможность США доминировать над Советским Союзом» .
Разумеется, психическая атака на СССР не имела успеха. Но «атомная дипломатия» оказала отрицательное воздействие на международную обстановку в целом. Она вызвала, как и следовало ожидать, гонку вооружений. В меморандуме президенту от 11 сентября 1945 г. военный министр Г. Стимсон подчеркивал: при отсутствии партнерства с СССР на базе сотрудничества и доверия неизбежно соперничество в области вооружений, в особенности из-за недоверия, вызываемого подходом США к решению проблемы атомной бомбы. «Ибо, если мы не обратимся к русским (в целях решения проблемы атомного оружия), а просто будем вести с ними переговоры, самодовольно придерживая в руках это оружие, их подозрения и недоверие относительно наших намерений усилятся» . Этим предупреждениям не вняли в ближайшем окружении Трумэна. Предложения Стимсона были отвергнуты под предлогом, что США не должны «делиться бомбой» с СССР.
В стремлении сохранить монополию в области ядерного оружия американское правительство пыталось поставить под свой контроль основные природные источники урановой руды, лишить другие государства (в первую очередь СССР) их законных прав использовать атомную энергию по своему усмотрению. Такова была одна из главных целей плана Ачесона -- Лилиенталя -- Баруха («план Баруха»), внесенного США 14 июня 1946 г. на рассмотрение Комиссии ООН по атомной энергии. Вместе с тем правительство США не считало себя связанным в производстве, накоплении и совершенствовании атомного оружия . До конца 40-х годов американская стратегия, питаемая иллюзиями о «неуязвимости» США, исходила из представления о возможности победы над СССР в глобальной войне и была сориентирована на создание военно-воздушного и ядерного превосходства. Это означало, что внешнеполитические доктрины Соединенных Штатов в послевоенный период приняли характер военных доктрин.
«К концу 40-х годов,--писал американский историк Г. Ходжсон,--Соединенные Штаты приняли на себя ответственность «лидера свободного мира», иными словами, оказания влияния на политическую эволюцию как можно большей части земного шара, насколько позволит их гигантская мощь. В результате... Америка стала имперской державой, конечно нового типа, но тем не менее ориентированной на интервенцию» . Ликвидация атомной монополии произвела в США ошеломляющее впечатление. Американский историк Дж. Гэддис писал: «...взрыв в СССР произошел на три года раньше, чем предсказывали правительственные эксперты. Сообщение о нем разбило в прах основополагающие посылки 1945--1947 гг. о том, что, если начнется война с Россией, физическая безопасность США не будет поставлена на карту» . В Вашингтоне стали понимать, что время военной неуязвимости США осталось позади.
Председатель объединенной комиссии конгресса по контролю над атомной энергией сенатор Макмагон и председатель сенатского комитета по делам вооружений Тайдингс выступили с заявлениями о целесообразности переговоров с СССР. При этом Тайдингс подчеркнул, что США «более уязвимы» для атомного нападения, чем Советский Союз163. Администрация Трумэна предпочла пойти по другому пути. В конце января 1950 г. президент Трумэн отдал приказ начать работу по созданию водородной бомбы. Однако даже в Белом доме почувствовали, что ситуация критически изменилась. Соотношение сил на международной арене складывалось не в пользу империализма. Многие предпосылки внешнеполитического курса США оказались под вопросом. Тем не менее нагнетание Вашингтоном международной напряженности усиливалось. Осенью 1949 г. по указанию президента Объединенный комитет начальников штабов подготовил зловещий план войны против СССР, которую предполагалось начать в 1957 г. План «Дропшот» был ориентирован на нанесение первого атомного удара по СССР и его оккупацию американскими войсками .
"Атомная дипломатия", термин, обозначающий внешнеполитический курс США после окончания 2-й мировой войны, в основе которого лежало стремление американских правящих кругов использовать созданный США арсенал ядерного оружия в качестве средства политического шантажа и давления на другие страны. "Атомная дипломатия" строилась в расчёте сначала на монопольное обладание США атомным оружием, затем на сохранение американского превосходства в области производства атомного оружия и на неуязвимость территории США. Проводя "Атомную дипломатию", США отклоняли все предложения Советского Союза и других социалистических стран о запрещении использования, прекращении производства и уничтожении запасов ядерного оружия. Создание в СССР атомного (1949) и водородного (1953) оружия, а в последующем и межконтинентальных ракет обрекло на провал "Атомную дипломатию".
4. Дипломатия силы в начале XXI века.
За полвека истории международной безопасности после Второй мировой войны «ядерное сдерживание» стало ключевым понятием. Оно сохраняет свою важность в настоящее время и на обозримое будущее, хотя, естественно, претерпевает глубокую трансформацию под воздействием динамики международных отношений и научно-технического развития.
В принципе, сдерживание -- это предотвращение каких-либо действий другой стороны посредством угрозы причинения ей ущерба. Если этот ущерб больше, чем плоды таких действий, то другая сторона, по идее, должна от них воздержаться -- сдерживание сработает. В более активном, наступательном, смысле сдерживание иногда трактуется как устрашение, то есть не только удерживание, но и принуждение противника к определенным действиям, как правило, уступкам по тем или иным вопросам с помощью угрозы причинения ущерба. Поскольку речь идет о ядерном сдерживании, постольку средством сдерживания выступает угроза применения ядерного оружия, и эта политика, особенно в наступательном варианте, вполне может называться «ядерным шантажом».
Падение американской монополии на ядерное оружие еще не означало крах или конец «ядерной дипломатии». Под знаком такой дипломатии в последующие полвека с лишним то со стороны США, то от лица СССР проводилась военно-политическая стратегия как с открытой, так и с негласной угрозой применения ядерного оружия.
В условиях острого идеологического противоборства политика противника неизбежно демонизировалась, и разрушительный потенциал ядерного оружия как нельзя лучше подходил для того, чтобы приписать врагу все мыслимые и немыслимые грехи. Кошмары ядерных ударов напрямую увязывались со свойствами «угнетательской» социальной системы, «человеконенавистнической идеологии» и «агрессивной по самой своей природе» государственной политики противника. Этот лейтмотив был характерен как для советской, так и для американской пропаганды (например, в таком же духе западная пресса освещала кампанию ракетно-ядерного блефа СССР под руководством Никиты Хрущева) .
Так гонка ядерных вооружений стала неразрывно ассоциироваться с «холодной войной», идеологическим противоборством и геополитическим соперничеством США и СССР с конца 40-х до конца 80-х годов XX века. По логике вещей, окончание «холодной войны» на пороге 1990-х годов, распад советской империи и развал самого Советского Союза должны были бы привести и к концу гонки ядерных вооружений. Но этого не случилось. Правда, стратегические ядерные арсеналы США и СССР за последние десять лет сократились примерно на 50 процентов (а тактические -- еще больше), программы их модернизации были существенно замедлены и сужены. Но две ядерные сверхдержавы и третьи ядерные державы намерены сохранять и совершенствовать ЯО в составе своих вооруженных сил в течение всего обозримого будущего, и параллельно всё новые страны явно или тайно приобщаются к ядерному клубу или активно работают в этом направлении.
Окончание «холодной войны» само по себе не могло прекратить гонку ядерных вооружений и повлечь ядерное разоружение без огромных усилий ведущих стран по сокращению и ликвидации таких вооружений, а также по переустройству всей системы безопасности, основывавшейся до той поры на военно-стратегическом балансе сил Востока и Запада. Без этого прекращение «холодной войны» не могло автоматически повлечь ядерное разоружение.
Но такие усилия в 1990-е годы не были предприняты. Чуть больше десятилетия спустя после окончания «холодной войны» в общественном восприятии этой проблемы воцарились глубокое разочарование и растущая тревога, а «ядерный фактор» вновь выходит на авансцену мировой политики, пусть и в существенно измененном виде.
В мае 2002-го США официально вышли из Договора по ПРО 1972 года, который на протяжении последних тридцати лет был краеугольным камнем всего процесса и режима центрального ядерного разоружения. Вместо него был подписан документ общего характера о сотрудничестве РФ и США в области создания стратегической системы ПРО, который пока никак не нашел практического и технического воплощения в жизнь. Вместе с Договором по ПРО пали Договор СНВ-2 и рамочная договоренность об СНВ-3. А вместо них новый договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП), подписанный в Москве в 2002 году, намечает их снижение за десять лет до 1700--2200 боезарядов (столько имелось накануне переговоров об СНВ в конце 1960-х). Но этот договор скорее представляет собой соглашение о намерениях, поскольку не содержит ни правил зачета боезарядов, ни графика сокращений, ни процедур ликвидации вооружений, ни системы проверки и контроля. К тому же его срок действия истекает одновременно со сроком сокращений.
При всех официальных декларациях Вашингтона о том, что Россия и США больше не противники, его действительные оперативные планы и списки целей для применения ядерного оружия по объектам на территории России остались практически неизменными, что ставит пределы перспективам сокращения этих средств. Более того, США разрабатывают новые ядерные боеприпасы малой мощности, по официальной версии, для проникновения глубоко под землю и разрушения складов и бункеров террористов и режимов-«изгоев», ради чего Вашингтон отказался ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ от 1996 года) и ведет подготовку к их возможному возобновлению в Неваде.
Что касается Москвы, то в отличие от времен «холодной войны», когда официальная советская пропаганда призывала к ядерному разоружению, в демократической России, строящей рыночную экономику по западному образцу и рассчитывающей на крупные зарубежные инвестиции, поддержание внушительного ядерного потенциала, нацеленного, прежде всего, на тот же Запад, пользуется единодушной публичной поддержкой правительства, политической и стратегической элиты и всего народа. Причем, в отличие от декларации СССР от 1982 года об отказе от применения ядерного оружия первым, краеугольным камнем российской военной доктрины стал принцип применения ядерного оружия в чрезвычайных обстоятельствах .
Правда, поскольку ядерное оружие имеет колоссальную, практически безграничную, разрушительную мощь и грозит страшными вторичными последствиями применения, оно все еще рассматривается главным образом не как средство ведения войны, а как инструмент политического давления, сдерживания или устрашения других стран. В этом качестве ЯО считается весьма эффективным орудием обеспечения национальной безопасности и национальных интересов в широком смысле слова.
Но при этом, соответственно, у неядерных государств, при определенных обстоятельствах, возникает стремление тоже приобщиться к этому виду оружия, которое, конечно, качественно превосходит все другое, что до сих пор создано человеком для уничтожения себе подобных. Таким образом, ядерное сдерживание постоянно и неизменно питает ядерное распространение. Такова диалектическая взаимосвязь этих двух важных факторов ядерной проблематики в мировой политике.
Как никогда раньше, ядерное сдерживание выглядит сейчас фактором, который останется навечно в международной политике (во всяком случае до тех пор, пока не придумано еще более разрушительное оружие), причем не просто из-за всех трудностей достижения полного ядерного разоружения, а ввиду предположительно присущих ядерному оружию значительных достоинств в качестве средства обеспечения безопасности и «цивилизующего» воздействия на международные отношения, побуждающего к сдержанности в применении силы.
Между тем исторический опыт и стратегический анализ рисуют весьма противоречивую картину.
В идеале ядерное сдерживание означает, что ядерное оружие -- это не средство ведения войны, а политический инструмент, прежде всего гарантирующий, что ядерное оружие не будет применено на практике: ни в контексте преднамеренного нападения, ни как результат эскалации неядерного конфликта между ядерными державами. Сейчас, на шестом десятке ядерной эры, это положение воспринимается как само собой разумеющееся. Однако исторически это не всегда и не во всем было так, и в будущем все тоже может сложиться по-другому.
Чтобы ядерное оружие использовалось как средство психологического давления в целях сдерживания противника, нужно было создать целую военно-политическую теорию. Это произошло не сразу. Когда атомная бомба была создана в Соединенных Штатах, она рассматривалась просто как новое, гораздо более разрушительное, чем прежде, оружие, которое можно использовать в войне, что и было сделано в Хиросиме и Нагасаки.
На протяжении 1940-х и 1950-х годов атомные и водородные боезаряды в виде авиабомб и ракетных боеголовок наращивались Соединенными Штатами в огромных масштабах и рассматривались, в основном, как средство тотального разрушения городов противника, если СССР нападет на американских союзников в Европе или Азии (стратегия «массированного возмездия»). Сдерживание если и присутствовало в этой стратегии, то скорее как побочный продукт, а не основная цель военной политики и военного строительства США. И только через 10--15 лет накапливания ЯО и, главное, после наращивания арсеналов аналогичного оружия и средств его доставки Советским Союзом концепция сдерживания вышла на передний план американской военно-политической стратегии.
Примерно к концу 1950-х годов руководство Соединенных Штатов стало склоняться к пониманию того обстоятельства, что ядерное оружие неиспользуемо в прямом военном плане. «Только безумец способен усмотреть победу в тотальном уничтожении человечества», -- заметил президент Эйзенхауэр. Количество ЯО достигло многих тысяч ядерных бомб, начали поступать на вооружение и планировались к массовому развертыванию наземные и морские баллистические ракеты. В США стратегическую теорию развивали не генералы, а в основном, гражданские специалисты, в том числе ученые-естественники и ученые-гуманитарии. Трудами таких теоретиков, как Киссинджер, Броуди, Шеллинг, Кистяковский, Кеннан и другие, родилась теория, в соответствии с которой ядерное оружие -- это не просто более разрушительное средство войны, а качественно новое оружие, которое может уничтожить весь мир и не оставить победителей. Поэтому был сделан эпохальный вывод, что ядерное оружие надо использовать не для того, чтобы победить противника в войне, а чтобы не допустить этой войны, точнее -- не допустить таких действий предполагаемого противника, которые могут привести к войне.
В Советском Союзе к такому выводу пришли значительно позже, потому что там ни ученые-гуманитарии, ни ученые-естественники, ни тем более военные просто не могли свободно обсуждать подобные темы. Все должны были неукоснительно следовать догмам марксизма-ленинизма и весьма убогих военных доктрин. На идеологическом уровне теорию сдерживания клеймили как прислужницу «агрессивной политики империализма», которой противопоставлялся «миролюбивый курс СССР». (Все это, кстати, имело место на фоне истеричного ракетного блефа Хрущева, который тоже был своеобразным вариантом «наступательного сдерживания», точнее -- «устрашения» Запада в ходе Суэцкого, Берлинского и Карибского кризисов.) А на военно-стратегическом уровне ЯО рассматривалось в классических канонах ведения мировой войны и достижения в ней победы.
Западная стратегическая теория была основана на тесной привязке политики к военной стратегии и обратной связи стратегии с политикой, чему способствовали свободная дискуссия политологов и военных экспертов и открытость военной информации, а также регулярное перемещение гражданских и военных между государственными постами и академическим миром.
Для СССР же, напротив, были характерны «водонепроницаемое» разделение политики и стратегии, гражданских и военных специалистов, полная оборонная секретность. Отсюда и фундаментальный тезис советской военной доктрины: политика СССР миролюбивая, но если начнется война -- армия и народ «под мудрым руководством КПСС» добьются разгрома врага и одержат победу. К такой победе должны готовиться ядерные и обычные вооруженные силы страны, для чего необходимо всемерно добиваться превосходства над противником и ориентироваться на наступательные действия. Мысль о том, что сами подобные приготовления ставят под сомнение «миролюбивость» советской политики и толкают другую сторону на контрмеры, расценивалась как чудовищная ересь и вплоть до начала 1980-х годов могла повлечь служебные и даже уголовные «последствия».
Конечно, в 1990-е годы ситуация в России коренным образом изменилась в смысле большей доступности военной информации, общения и перемещения по работе военных и гражданских специалистов, свободы мнений и оценок. Но во многом советское наследие не изжито и поныне: недостаточная открытость информации, кулуарный характер принятия решений по военным вопросам и, главное, устойчивый стереотип мышления, согласно которому военные вопросы -- дело военных, а политические -- политиков и политологов. Отсюда во многом проистекает противоречивость и непоследовательность российской внешней и военной политики.
В Советском Союзе только в начале 1970-х годов официальная линия с большими оговорками и двусмысленностями приняла идею недостижимости победы в ядерной войне из-за ее тотальных разрушительных последствий и, соответственно, восприняла взгляд на ядерное оружие как средство «сдерживания империалистической агрессии». При этом большую роль сыграл идеологический спор с КНР, руководство которой открыто провозглашало возможность победы коммунизма через всеобщую ядерную войну. А в 1982 году Москвой был сделан символический, но политически важный шаг в закреплении стратегии сдерживания -- обязательство не применять ядерное оружие первыми.
Впрочем на практике взаимоотношения двух принципиальных взглядов на ЯО (как на средство сдерживания или средство ведения войны) весьма противоречивы. В общепринятой интерпретации сдерживание подразумевает, что ядерный потенциал сдерживает вероятного противника от ядерного нападения. Эту функцию называют «минимальное» или «конечное сдерживание» (finite deterrence), и она по логике вещей подразумевает способность и вероятность нанесения достаточно неуязвимыми силами ответного удара по наиболее ценным административно-промышленным объектам агрессора .
Силы и концепции «минимального сдерживания», в каких бы терминах его ни формулировали страны на официальном уровне, по сути, поддерживались Советским Союзом против США до середины 1990-х годов, Великобританией, Францией и Израилем с прицелом на СССР до конца 1980-х (после чего потенциал первых двух резко вырос с развертыванием ракет с разделяющимися головными частями (РГЧ), а средства последнего оказались вне досягаемости целей с распадом СССР), а также Китаем в отношении Советского Союза до начала 1990-х годов и против США -- в непосредственном будущем.
Однако ЯО зачастую предназначается для сдерживания не только ядерного нападения оппонента, но и его других нежелательных действий: агрессии с использованием других видов оружия массового уничтожения (ОМУ) или сил общего назначения, а также иных силовых и политических акций, способных повлечь вооруженный конфликт. Этот вариант называется «расширенное сдерживание» (enhanced deterrence), и его кардинальная особенность состоит в том, что оно предполагает применение ЯО первыми.
Следует отметить, что такой вариант сдерживания гораздо более распространен, чем принято считать, подразумевая под сдерживанием вариант «минимального сдерживания». Те, кто с легкостью трактует сдерживание в расширенном смысле, не всегда отдают себе отчет, что в таком контексте имеют в виду первый ядерный удар, то есть развязывание ядерной войны.
США после завершения Второй мировой войны изначально опирались на «расширенное сдерживание», чтобы предотвратить наступление превосходящих армий СССР и Варшавского Договора на своих союзников по НАТО, а в Азии -- нападение СССР и (или) Китая и КНДР на своих партнеров в западной части Тихого океана. Вашингтон никогда не отказывался от такого вида сдерживания и всегда подразумевал свою готовность к применению ЯО первым. В последнее время это относится к странам-«изгоям», если они применят против США химическое и бактериологическое оружие или в иных случаях, для чего есть планы создания ядерных зарядов малой мощности, способных проникать глубоко под землю для разрушения командных бункеров и хранилищ ОМУ.
Отечественная военная доктрина тоже изначально допускала применение ЯО первыми, которое на декларативном уровне было отменено в 1982 году, но вновь открыто провозглашено в 1993 году и подтверждено в уточненной формулировке в 2000-м. «Расширенное сдерживание» со стороны Москвы недвусмысленно предполагает применение ядерного оружия первыми «в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для национальной безопасности РФ ситуациях». Россия рассматривает сдерживание именно в расширенном варианте, ввиду своего растущего отставания по силам общего назначения (СОН) от НАТО сейчас и от Китая -- в обозримом будущем. При этом упор делается, видимо, главным образом на тактическое ядерное оружие (ТЯО), хотя избирательное первое применение стратегических ядерных сил (СЯС) теперь также допускается.
Другие государства тоже исповедовали стратегию «расширенного сдерживания». Так, Великобритания и Франция предназначали свои ядерные средства для сдерживания как ядерного удара СССР, так и нападения СОН Варшавского Договора. При этом, как сейчас в случае с Россией и НАТО, их ядерный потенциал объективно не обеспечивал базы «расширенного сдерживания» Советского Союза. Но в отличие от нынешнего положения РФ, у них был сильный покровитель и защитник в лице США, под огромным «ядерным зонтом» которого эти две страны могли позволить себе любые стратегические эксперименты. В последующие 10--15 лет ядерные силы Великобритании и Франции (при полной загрузке боеголовками их БРПЛ с РГЧ) впервые в истории станут по величине сопоставимы с российскими СЯС.
Эту же стратегию проводил Израиль, предназначая свое ЯО для сдерживания нападения обычных армий арабских стран, а в случае наступления критической для себя ситуации -- для первого ядерного удара по ним. Такая стратегия была и остается вполне кредитоспособной, во всяком случае, пока арабские страны и их мусульманские собратья не имеют своего ЯО. Этой озабоченностью Израиля объясняются его удар по ядерному центру Ирака в 1982 году, его тревога по поводу ядерных программ Ирана.
Таким образом, фактор огромной неоднозначности ядерного сдерживания в современном мире состоит в том, что, в отличие от распространенных представлений, лишь в небольшом числе случаев и в ограниченные периоды времени сдерживание трактовалось в узком смысле данного понятия, как стратегия предотвращения ядерной войны. Гораздо чаще сдерживанию придавался и придается расширительный стратегический смысл, который сплошь и рядом предполагает применение ядерного оружия первыми. Это еще одно противоречие ядерного сдерживания: оно подразумевает готовность инициировать развязывание ядерной войны. К счастью, за прошедшие полвека этот апокалиптический парадокс оставался уделом теории. Но в будущем распространение ЯО и все более многосторонние ядерные взаимоотношения государств угрожают поставить его в практическую плоскость.
Очевидно также, что ядерное сдерживание не может использоваться против организаций международного терроризма, включая и гипотетическую угрозу приобретения такими организациями ядерного оружия или взрывного устройства. У террористов нет территории, промышленности, населения или регулярной армии, которые могли бы быть объектами ударов возмездия. В тех случаях, когда им предоставляет базу какое-то государство, как афганский Талибан предоставил ее «Аль-Каиде», ядерное сдерживание в отношении данного государства малоприменимо, поскольку едва ли окажет влияние на террористов, способных быстро и скрытно перемещаться через границы. Возможно, террористы будут даже заинтересованы в провоцировании ядерного удара по той или иной стране во имя политического продвижения своего дела. (В этом смысле даже неядерная операция США против Ирака в 2003 году оказалась для международного терроризма весьма выгодной.)
Ядерное сдерживание имеет отношение к борьбе с терроризмом только в плане давления (с помощью угрозы возмездия, в том числе и ядерного) на те или иные страны с целью недопущения поддержки ими терроризма, предоставления террористам баз и оказания им какой-либо иной помощи. Но трудно представить себе, что какое-то государство будет открыто поддерживать террористов с ядерным оружием. А ядерный удар по любой стране, даже государству-«изгою», с учетом его побочных последствий и политического шока в окружающем мире, является слишком сильным средством, чтобы применять его без полной очевидности наличия «состава преступления». Весьма показательна в этом плане реакция мирового сообщества на плохо обоснованную американскую операцию в Ираке в 2003 году с использованием только сил общего назначения, причем с минимальными побочными потерями и материальным ущербом. Раскол антитеррористической коалиции в огромной мере воодушевил движение сопротивления и международный терроризм в Ираке, повлек увязание США в болоте бесперспективного оккупационного курса.
Таким образом, существо феномена ядерного сдерживания и его роль в международной политике в минувшие полвека были крайне неоднозначными и противоречивыми. Возможно, ядерное оружие сыграло роль в качестве фактора предотвращения третьей мировой войны, а может быть, нам всем просто крупно повезло. И в этом случае очень хорошо, что история не знает сослагательного наклонения. Но как пойдет эволюция ядерного сдерживания в обозримом будущем, после окончания «холодной войны», на фоне расширения географии региональных и локальных, внутренних и трансграничных конфликтов, параллельно с распространением ОМУ и средств его доставки -- предсказать весьма трудно .
Только полное ядерное разоружение может быть гарантией безоговорочного нераспространения ЯО. Однако добиться этого невозможно только в рамках взаимодействия в сфере ядерного разоружения и нераспространения. Мир нельзя просто взять и вернуть в состояние до 1945 года, как нельзя «закрыть» Америку или отменить электричество. Ядерное сдерживание и распространение стали глубоко интегрированными элементами современных международных отношений, экономики, науки и техники. Лишь фундаментально изменив эти отношения, подход к экономике и технике, можно избавиться от их угрожающих побочных продуктов, образно говоря «ядерных отходов».
5. Заключение.
Ученые считают, что при нескольких крупномасшабных ядерных взрывах, повлекших за собой сгорание лесных массивов, городов, огромные слоя дыма, гари поднялись бы к стратосфере, блокируя тем самым путь солнечной радиации. Это явление носит название “ядерная зима”. Зима продлится несколько лет, может даже всего пару месяцев, но за это время будет почти полностью уничтожен озоновый слой Земли. На Землю хлынут потоки ультрафиолетовых лучей. Моделирование данной ситуации показывает, что в результате взрыва мощностью в 100 Кт температура понизится в среднем у поверхности Земли на 10-20 градусов. После ядерной зимы дальнейшее естественное продолжение жизни на Земле будет довольно проблематичным:
возникнет дефицит питания и энергии. Из-за сильного изменения климата сельское хозяйство придет в упадок, природа будет уничтожена, либо сильно изменится;
произойдет радиоактивное загрязнение участков местности, что опять же приведет к истребление живой природы;
глобальные изменения окружающей среды (загрязнение, вымирание множества видов, разрушение дикой природы).
Ядерное оружие - огромная угроза всему человечеству. Так, по расчетам американских специалистов, взрыв термоядерного заряда мощностью 20 Мт может сравнять с землей все жилые дома в радиусе 24 км и уничтожить все живое на расстоянии 140 км от эпицентра.
Учитывая накопленные запасы ядерного оружия и его разрушительную силу, специалисты считают, что мировая война с применением ядерного оружия означала бы гибель сотен миллионов людей, превращение в руины всех достижений мировой цивилизации и культуры.
К счастью, окончание холодной войны немного разрядило международную политическую обстановку. Подписаны ряд договоров о прекращении ядерных испытаний и ядерном разоружении.
Также важной проблемой на сегодняшний день является безопасная эксплуатация атомных электростанций. Ведь самая обыкновенное невыполнение техники безопасности может привести к таким же последствиям что и ядерная войны.
Сегодня люди должны подумать о своем будущем, о том в каком мире они будут жить уже в ближайшие десятилетия.
6. Литература
Военный энциклопедический словарь. 2-е изд. -М.: Военное издательство, 1986.
Ядерное нераспространение. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. В 2-х томах. Том I,II. Под общ. ред. В.А. Орлова. 2-е изд. - М.: ПИР-Центр, 2002.
В. Овчинников. Горячий пепел. -М.: «Правда», 1987.
История США. Том четвертый, 1945-1980. -М.: «Наука», 1987.
Б. Казаков. Превращение элементов. -М., «Знание», 1977.
А. Арбатов. Дипломатия силы в начале XXI века. /Свободная мысль-ХХI, №4, 2004.
