Двуединство человека обнаруживается с совсем иной стороны и в ином аспекте в присущем человеку моменте творчества.

Фактически, вне всяких теорий, человеческая жизнь с полной бесспорностью обнаруживает этот момент творчества. Наряду с деятельностью чисто рационально-умышленной, в которой человек целесообразно, т. е. в связи с преследуемой им целью, комбинирует уже готовые элементы окружающего его мира, он имеет еще иную активность, в которой из его души и с помощью его усилий рождается нечто новое, доселе небывалое. В области художественной, познавательной, нравственной, политической человек в этом смысле обладает способностью к творчеству, есть творец. Даже в сфере чисто рациональной деятельности только подбор и группировка материала и средств есть комбинирование уже готовых, заранее данных элементов; только когда и сама цель деятельности автоматически-принудительно продиктована человеку неустранимо-данными потребностями его природного существа, можно отчетливо отличить такую чисто рациональную деятельность от творчества. Когда же эта цель есть нечто совершенно новое, небывалое - некий идеал, рождающийся из глубины человеческой души, - мы имеем дело с элементом творчества в составе даже чисто рациональной деятельности.

Наиболее типичный образец творчества есть творчество художественное; и в этом смысле можно сказать, что всякое творчество носит на себе отпечаток «искусства», т. е. художественного творчества.

Искусство есть всегда выражение. Слово «выражение» есть одно из самых загадочных слов человеческого языка, которое мы употребляем, обычно не вдумываясь в его смысл. Буквальный его смысл обозначает и «отпечаток», и процесс «отпечатывания» чего-то в другом, внешнем ему объекте или материале, - нечто аналогичное процессу накладывания печати на что-либо так, что на нем сохраняется, «отпечатлевается» ее форма. По аналогии с этим мы говорим о «выражении», когда что-то незримое, потаенное становится зримым и явным, отпечатлеваясь в чем-то ином. Что-то незримое, духовное таится в душе человека; он имеет потребность сделать его зримым, явственным; он достигает этого, пользуясь словами, звуками, комбинациями красок, линий, образов, - наконец (в мимике и танце) движениями своего тела. Поскольку он стремится к этому и этого достигает, он - художник. Искусство, будучи «выражением», есть воплощение; в нем что-то духовное облекается плотью, как бы внедряется в материальное и является в нем как его «форма». В этом и состоит существо творчества.

Творец творит, конечно, сам - простой пересказ чужого не есть творчество. Но этот творящий «сам» есть не просто индивидуальный человек в его субъективности и не безлично-общий носитель сознания; он есть индивидуально-человеческое выражение действующего в нем сверхчеловеческого духа. Степень участия индивидуально-человеческого и сверхчеловеческого, или степень активно-умышленного и пассивно-непроизвольного момента в творчестве, может быть различной. Иногда гений творит почти просто, как безвольный медиум действующей в нем высшей силы; в других случаях художник употребляет долгие мучительные усилия, делает многократные пробы, чтобы выразить то, что ему дано свыше. Но, так или иначе, собственное усилие или делание и простое внимание к голосу, говорящему в нем, слиты здесь в неразличимое единство. Но это и значит, что творчество предполагает двуединство человеческого существа - его самостоятельность, свободу, умышленность - и его укорененность в чем-то трансцендентном, в превышающей его духовной реальности и зависимость от нее.

Художественное или вообще творческое «вдохновение» есть, конечно, нечто иное, чем «благодать», - то присутствие и действие самого Бога в человеке, которое образует существо религиозно-мистического опыта. Художники, мыслители, нравственные и политические гении-творцы могут совсем не иметь религиозного опыта в точном смысле слова. Процесс творчества отличается от состояния молитвенного созерцания, предстояния души Богу или восприятия Бога. Сами художники говорят не о действии Бога, а в неопределенной форме о вдохновляющей их высшей духовной силе - о «музе» или «демоне» (в античном смысле духа, сверхчеловеческого, божественного существа). Художник (и вообще творец) не ищет и не созерцает Бога, не стремится умышленно к просветлению своей души, к ее сближению с Богом; его задача - иная, именно само творчество - создание новых форм бытия, новых воплощений идеальных начал, таящихся в его духе.

Человеческое творчество - художественное и всякое иное, ему аналогичное - имеет, очевидно, глубокое сродство с этим космическим творчеством. Отличие его состоит в том, что, тогда как в природе творческая сила безлична или сверхлична, носит характер родовой, так что индивиду суть только ее пассивные орудия, человеческое творчество индивидуально и активным носителем его является здесь личный, сознающий себя дух. Человек не только фактически творит, но и сознает, что он творит, имеет творчество как дело собственного, автономного «я». Ощущая в процессе творчества действие в себе некой высшей, сверхчеловеческой силы, он одновременно сознает себя самого не простым пассивным его орудием или медиумом - таковым он ощущает себя только в качестве чисто природного существа, например при рождении детей, - а активным его соучастником. В лице человеческого духа мы встречаемся с таким сотворенным существом, которому Бог как бы делегирует частично Свою собственную творческую силу, которого Он уполномочивает быть активным соучастником Своего творчества. Тот самый момент, который конституирует человека как личность, - момент автономности, самоопределения - обнаруживается одновременно как носитель творчества. Спонтанность в определении своей собственной жизни, та производная изначальность, которая есть существо личности, - есть одновременно спонтанность в созидании новых форм бытия, т. е. сознательное творчество.

Для оценки онтологического значения этого факта надо осознать - вопреки обычному представлению, - что момент творчества вовсе не есть исключительная привилегия немногих избранных исключительных натур. Есть, конечно, в этом отношении существенное различие между разными типами людей: поэт (и творец вообще) склонен - в известной мере совершенно справедливо - ощущать свою избранность и потому свое аристократическое превосходство над обычным средним человеком. Духовный мир - как и мир вообще - построен иерархически; в нем есть подлинные Божии избранники, духовные вожди, определяющие пути его развития. Но эта иерархическая структура совмещается в духовном мире с «демократическим» равенством. В этом смысле различие между «творцами» и средним человеком оказывается лишь относительным, различием в степени. Всякий человек есть в малой мере или в потенциальной форме творец. Мы уже указывали, что всюду, где цель деятельности рождается из глубины человеческого духа, имеет место творчество. Всякий ремесленник, работающий с любовью и вкусом, вкладывающий в свою работу существо своей личности, руководится предносящимся ему идеалом и в этом смысле творит по вдохновению; и различие между ремесленником и художником только относительно. Это было очевидно в старину, в эпоху ручного труда; и если наша эпоха машинного производства провела отчетливую грань между механически-предписанным, автоматическим трудом и свободным творчеством, то она достигает этого именно принижением и подавлением истинно человеческого в человеке, противоестественным превращением человека в мертвое орудие или рабочий скот. Но и это возможно только до известной степени. Человек не может вообще перестать быть личностью; он поэтому всегда вкладывает хотя бы минимальный момент творчества в свой труд. Творческий элемент присущ далее всякому познанию: ибо познание есть внесение в бытие света истины, онтологическое вознесение бытия на уровень самосознающегося бытия. И если в отношении великих новых научных и философских синтезов само собой ясно, что в них творится нечто новое, небывалое, что ими обогащается бытие, то и здесь различие между творческим гением и ремесленником научного труда - при всей существенности его в отношении крайних типов - все же допускает незаметные переходы и тем обнаруживает свою относительность. Так же относительно, наконец, в области нравственной и политической различие между простым деятелем и творцом. Ибо и в этих областях даже самый скромный, обыденный человек, кроме простого, извне предписанного ему выполненения своих обязанностей, вносит в свою работу элемент чутья, импровизации, догадки, справляется с индивидуальным положением каким-то новым, небывалым, рождающимся из его души способом и в этом смысле есть творец. Всякий человек, вносящий отпечаток своей личности в окружающую его среду, всякая жена и мать, вносящая какой-то свой собственный нравственный стиль в жизнь семьи, свой эстетический стиль в домашнюю обстановку, всякий воспитатель детей есть уже творец.

Человек как таковой есть творец. Элемент творчества имманентно присущ человеческой жизни. Человек в этом смысле может быть определен как существо, сознательно соучаствующее в Божьем творчестве. Нигде, быть может, богочеловеческое существо не проявляется так отчетливо, как в этой его роли производного творца. Человек есть не только раб Божий, покорный исполнитель воли Божией, а именно свободный соучастник Божьего творчества. Или, иначе говоря: так как воля Божия есть воля творческая, невыразимая адекватно в каких-либо общих, автоматически выполнимых правилах и предписаниях и состоящая именно в спонтанном формировании бытия в его неповторимо-индивидуальном многообразном составе, то подлинное исполнение воли Божией доступно только в форме свободного творчества; всякое слепое, рабское, механическое выполнение этой воли есть именно невыполнение ее истинного существа. Человек как только «раб Божий» есть «раб ленивый и лукавый» - примерно подобно тому, как работник, только рабски-механически выполняющий предписанную ему работу, не интересуясь ею и не вкладывая в нее своего вольного усилия, есть уже тайный саботажник. Ибо Бог призвал человека быть не просто рабом, а Своим свободным, т. е. творческим, сотрудником.

С другой стороны, существенно осознать, что человеческое творчество не есть уже тем самым осуществление воли Божией во всей ее полноте, глубине и целостности. Ибо воля Божия не есть только воля к сотворению новых форм бытия; в согласии с тем, что Бог есть нечто большее и иное, чем только творческий первоисточник бытия, именно есть вместе с тем олицетворенная святость, идеальное начало внутреннего совершенства, как бы духовной прозрачности и оправданности бытия, - воля Божия в ее полноте и глубине есть воля не только к созиданию, но и к обожению творения, к ее слиянию с самим Богом. В этом отношении только в области нравственно-религиозной, в области творческого усилия человека внедрить, воспринять в собственное бытие - индивидуальное и коллективное - святость Бога, человеческое творчество есть вольное выполнение целостной воли Божией. Но именно в этой области человек меньше всего есть «творец» и в наибольшей степени - простой восприемник благодатной реальности самого Бога.

Это отличие сверхчеловеческой творческой силы человека от целостной и глубочайшей воли Бога может быть выражено и так, что человек как творец есть всегда выразитель лишь одного из многих Его замыслов. Ибо Бог, в силу сверхрациональности Своего существа, не есть только чистое, абсолютное единство, а есть всегда и единство многообразия. Его творчество осуществляется в многообразии замыслов; и человек-творец всегда осуществляет один из этих многих замыслов, который он испытывает как действующую в нем силу, как некий подчиненный божественный дух. Поэтому в человеческом творчестве обнаруживается действие сил хотя и истекающих от Бога и связанных с Ним, но как бы промежуточных между человеческим духом и Богом. Таинственное явление человеческого творчества есть обнаружение момента многообразия в реальности Божества, как бы некой производной, в известном смысле политеистической структуры реальности. Здесь снова обнаруживается плодотворность понятия реальности как сферы промежуточной и связующей между Творцом и творением.

Но именно в силу этого творчество имеет в составе целостного духовного бытия человека некоторую лишь ограниченную сферу, некоторые имманентные пределы. Мы имеем здесь в виду не просто внешние пределы человеческого творчества - не то, что Бог все же лишь частично делегирует человеку Свою творческую силу, - так, что некоторые задачи превосходят творческую способность человека. Будучи самодержавным в своей собственной сфере, именно в качестве творчества, - так, художественное творчество не ведает иных мерил, кроме именно художественного совершенства, и в этом смысле стоит «по ту сторону добра и зла», - оно все же, в целостной духовной жизни, остается подчиненным началу святости. Это обнаруживается в том, что никакое подлинное творчество невозможно без нравственной серьезности и ответственности; оно требует нравственного усилия правдивости, должно сочетаться со смирением, совершается через аскезу бескорыстного служения. В противном случае творчество не только умаляется как таковое, но может даже, вопреки своему существу, выродиться в разрушительный титанизм; производно-божественный дух, вдохновляющий человека как творца, при известных условиях может превратиться в «демона» или «дьявола», которым человек одержим.

Всякая идея человека остается неполной и потому искаженной, поскольку мы не отдали себе отчета в возможности для человеческой воли уклоняться от истинной структуры реальности, от истинного онтологического существа человека, - другими словами, поскольку мы не отдали себе отчета в таинственном факте греха и самочинной свободы. Все предыдущее наше размышление, направленное на уяснение богочеловеческой основы человеческого бытия - идеи человека отчасти как существа богослитного, отчасти - в качестве автономной личности - как некоего излучения вовне этой богослитной его глубины, - как будто противоречит возможности отпадения человека от Бога, возможности самочинной человеческой воли, в которой человек уже антагонистически противостоит Богу.

Очевидно, необходимо дополнить - и тем исправить - достигнутое доселе понимание человека новым, еще неучтенным моментом, непосредственно ему противоречащим. Но мы уже знаем, что метафизическое постижение бытия возможно только через усмотрение антиномистического единства противоположностей.

духовность творческий богочеловеческий бытие

контрольная работа

2. Творческая природа человека

духовность творческий богочеловеческий бытие

Библейское учение о рождении свыше

Возрождение совершает Бог, самостоятельно человек не в состоянии родиться заново. Это сверхъестественное действие Духа Святого. Мы знаем из Священного Писания, что Бог «… хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины». (1Тим 2:4)...

Действия Бога в современном мире

Бог - это солнце, которое светит на всех, но мы можем прятаться от Него, закрывать свои глаза, чтобы не видеть Его. Бог не может спасти нас без нас! Не всё то, что мы просим у Бога, может быть нам полезно...

Методика диспута с адептами

Адвентисты разделяют мнение других протестантов, что от апостольских времен существует Вселенская Церковь, которая «включает в себя всех, кто истинно верит во Христа» В начале было слово…Изложение основных библейских доктрин...

Мифы о сотворении мира

Для начала уточним понятие мифа и мифологии. Миф (греч. «предание», «сказание») - древнейшие сказания, предания, передающие представление древних народов о происхождении мира и различных явлений природы...

Основные христианские конфессии

Целью и предметом подлинно христианского богословия всегда был и остается человек в его связи и отношении с Богом. Как уже было изложено выше, и православие, и католичество, и протестантизм сохраняют основные догматы христианства...

Особенности мифологии и религии древних аграрных цивилизаций Двуречья

двуречье религия миф бог Энлиль, Энки,Син, Уту, Нинурта, Нергал и некоторые другие считаются космическими богами - игигами. Божества менее высокого ранга, земные ануннаки призваны были тяжко трудиться, копая каналы и нося землю...

Понятие духовности человека

Духовность человека - это богатство мыслей, сила чувств и убеждений. Во все более полной мере оно становится достоянием передового человека. У него присутствует широкий кругозор...

Представления о мире древних кельтов

Как сюжетная линия древнеирландских саг, так и их идейная основа, достаточно тесно связаны с природой. Прежде всего, речь идет о постоянном упоминании тех или иных объектов природы (брод, камень, холм и т.д.), так или иначе вовлеченных в события...

Притчи Господа нашего Иисуса Христа

Сердцевед Господь знает, какие народы и отдельные люди обладают наибольшими духовными дарованиями, и к ним направляет Свою благодать обильнее чем на других. К народам...

Религия и политика

Несмотря на развитие научного знания содержание "политики" постоянно остается открытым, подвергаясь изменениям и дополнениям по мере возникновения новых теоретических моделей...

Роль религии в современном мире

Есть на свете люди, чей духовный опыт подсказывает: существуют некие запредельные, трансцендентные ("трансцендентный" - религиозные и философский термин, обозначающий то, что находится за пределами человеческих чувств и разума) силы...

Двуединство человека обнаруживается с совсем иной стороны и в ином аспекте в присущем человеку моменте творчества. <…>

Фактически, вне всяких теорий, человеческая жизнь с полной бесспорностью обнаруживает этот момент творчества. Наряду с деятельностью чисто рационально-умышленной, в которой человек целесообразно, т.е. в связи с преследуемой им целью, комбинирует уже готовые элементы окружающего его мира, он имеет еще иную активность, в которой из его души и с помощью его усилий рождается нечто новое , доселе небывалое. В области художественной, познавательной, нравственной, политической человек в этом смысле обладает способностью к творчеству, есть творец. Даже в сфере чисто рациональной деятельности только подбор и группировка материала и средств есть комбинирование уже готовых, заранее данных элементов; только когда и сама цель деятельности автоматически-принудительно продиктована человеку неустранимо-данными потребностями его природного существа, можно отчетливо отличить такую чисто рациональную деятельность от творчества. Когда же эта цель есть нечто совершенно новое, небывалое – некий идеал, рождающийся из глубины человеческой души, – мы имеем дело с элементом творчества в составе даже чисто рациональной деятельности.

Наиболее типичный образец творчества есть творчество художественное; и в этом смысле можно сказать, что всякое творчество носит на себе отпечаток «искусства», т.е. художественного творчества. Как определить его сущность?

Искусство есть всегда выражение . <…> Слово «выражение» есть одно из самых загадочных слов человеческого языка, которое мы употребляем, обычно не вдумываясь в его смысл. Буквальный его смысл обозначает и «отпечаток», и процесс «отпечатывания» чего-то в другом, внешнем ему объекте или материале, – нечто аналогичное процессу накладывания печати на что-либо так, что на нем сохраняется, «отпечатлевается» ее форма. По аналогии с этим мы говорим о «выражении», когда что-то незримое, потаенное становится зримым и явным, отпечатлеваясь в чем-то ином. Что-то незримое, духовное таится в душе человека; он имеет потребность сделать его зримым, явственным; он достигает этого, пользуясь словами, звуками, комбинациями красок, линий, образов, – наконец (в мимике и танцах) движениями своего тела. Поскольку он стремится к этому и этого достигает, он – художник. Искусство будучи «выражением», есть воплощение; в нем что-то духовное облекается плотью, как бы внедряется в материальное и является в нем как его «форма». В этом и состоит существо творчества.

Но что именно хочет человек «выразить»? Самый простой – и поэтому весьма распространенный – ответ здесь был бы: себя самого. В известном смысле это совершенно верно и понятно само собой: так как внутреннее существо человека есть дух, то, выражая что-либо духовное, человек тем самым непроизвольно выражает самого себя. С другой стороны, однако, человек в качестве «я» – и в смысле бессодержательного общего носителя сознания и жизни (чистого я), и в смысле безусловно-своеобразного единственного, неповторимого начала (моего «я» ) – по существу непосредственно невыразим , ибо есть неотчуждаемая, недоступная эксериоризации, вынесению вовне, глубинная точка бытия. Только косвенно, через посредство того, что он имеет , человек может как-то дать воспринять, что он есть . И художник (как и всякий творец), «творя», т.е. выражая, меньше всего думает о себе самом: он хочет выразить некое сокровище, духовное «нечто» в его душе. Даже чистый лирик выражает не просто свои душевные переживания в их чистой субъективности, а нечто в известном смысле объективное, общечеловеческое, что с ним связано или в них содержится. <…>

Это «нечто», не будучи уже готовым, оформленным бытием, очевидно, не принадлежит к составу объективной действительности. Оно отмечено чертами, присущими реальности в ее отличии от объективной действительности – и притом реальности с той ее стороны, с которой, как мы видели, она есть сущая потенциальность – бытие в форме назревания, самотворчества. В процессе художественного творчества творимое, как известно, берется из «вдохновения», не делается умышленно, а «рождается»; какой-то сверхчеловеческий голос подсказывает его художнику, какая-то сила (а не его собственный умысле) вынуждает художника лелеять его в себе, оформлять и выразить его. Но это нечто готово, есть в определенном виде лишь в момент, когда художник употребил необходимое усилие, чтобы выразить его. В этом и заключается то, что называется творчеством. Творчество есть такая активность, в которой собственное усилие художника, его собственное «делание» неразделимо слито с непроизвольным нарастанием в нем некоего «дара свыше» и только отвлеченно может быть отделено от него.

Творец творит, конечно, сам – простой пересказ чужого не есть творчество. Но этот творящий «сам» есть не просто индивидуальный человек в его субъективности и не безлично общий носитель сознания; он есть индивидуально-человеческое выражение действующего в нем сверхчеловеческого духа. Степень участия индивидуально-человеческого и сверхчеловеческого, или степень активно-умышленного и пассивно-непроизвольного момента в творчестве, может быть различной. Иногда гений творит почти просто, как безвольный медиум действующей в нем высшей силы; в других случаях художник употребляет долгие мучительные усилия, делает многократные пробы, чтобы выразить (или, что то же, – подлинно, адекватно воспринять) то, что ему дано свыше. Но, так или иначе, собственное усилие или делание и простое внимание к голосу, говорящему в нем, слиты здесь в неразличимое единство. Но это и значит, что творчество предполагает двуединство человеческого существа – его самостоятельность, свободу, умышленность – и его укорененность в чем-то трансцендентном, в превышающей его духовной реальности и зависимость от нее. <…>

Человек как таковой есть творец . Элемент творчества имманентно присущ человеческой жизни. Человек в этом смысле может быть определен как существо, сознательно соучаствующее в Божьем творчестве. Нигде, быть может, богочеловеческое существо не проявляется так отчетливо, как в этой его роли производного творца. Человек есть не только раб божий, покорный исполнитель воли Божией, а именно свободный соучастник Божьего творчества. Или, иначе говоря: так как воля Божия есть воля творческая, невыразимая адекватно в каких-либо общих, автоматически выполнимых правилах и предписаниях и состоящая именно в спонтанном формировании бытия в его неповторимо-индивидуальном многообразном составе, то подлинное исполнение воли Божией доступно только в форме свободного творчества ; всякое слепое, рабское, механическое выполнение этой воли есть именно невыполнение ее истинного существа. Человек как только «раб Божий» есть «раб ленивый и лукавый» – примерно подобно тому, как работник, только рабски-механически выполняющий предписанную ему работу, не интересуясь ею и не вкладывая в нее своего вольного усилия, есть уже тайный саботажник. Ибо Бог призвал человека быть не просто рабом, а Своим свободным, т.е. творческим сотрудником.

Франк С. Реальность и человек: Метафизика человеческого бытия. М, 2007. – С260-271.

Вопросы психологии, № 3/90
Поступила в редакцию 21.Х 1989 г.

Со времен Аристотеля природа души, психики, сознания человека связывалась с его способностью свободно ориентироваться и действовать в неопределенных ситуациях, предполагающих поиск и построение таких способов действия, которые были бы сообразны логике будущего, т. е. с особой универсально-творческой активностью человека. Аналогичные взгляды с различной степенью отчетливости проступают в трудах Стагирита, Августина Блаженного, Декарта, Спинозы, Канта. Однако со временем это понимание было предано относительному забвению и уступило место плоской репродуктивистской трактовке психики, выдвинутой в ассоцианизме, ужесточенной бихевиористами и нашедшей свое "естественнонаучное обоснование" у ряда представителей физиологии высшей нервной деятельности. В модернизированном варианте эта трактовка представлена в разного рода адаптационно-гомеостатических моделях психики. Такова, к примеру, концепция Ж. Пиаже, где в качестве функционального и генетического стержня сознания (интеллекта) рассматривается когнитивная адаптация, которая, "подобно своему биологическому аналогу, состоит в уравновешивании ассимиляции и аккомодации" .

В нашей философии и психологии репродуктивистская трактовка психики прижилась на почве вульгарно, школярски интерпретируемой теории отражения как пассивного удвоения в создании объектов внешнего мира. Последующее же "обогащение" этой интерпретации представлениями об изоморфизме объекта и его субъективного образа, "нейродинамических кодах психических явлений" и т. д. привело к окончательному исчезновению творческого начала сознания.

Следует заметить, что репродуктивистская трактовка психики по-своему верно отражала ту сложившуюся в социуме разделенного труда ситуацию, когда большинство трудящихся индивидов оказываются носителями "превращенных" (в данном случае - репродуктивных) форм сознания. Но подобный подход во многом задал логику развития и структуру психологического знания, вплоть до его современного состояния, сориентировав исследователей на изучение всецело "превращенных" форм психики.

Сознание лишалось своих генетических исходных измерений, своей "субстанциальности" (речь идет, понятно, не о сознании как особой субстанции, а о его соответствии, говоря гегелевским языком, собственному понятию). Сознание как "функция мозга" не нуждалось в самоценности, для него было достаточно оставаться "определенным звеном" условного рефлекса. Испарению "подлинности" сознания (т. е. его творческой природы) способствовало широкое обсуждение так называемой психофизической проблемы (и ее составляющей - проблемы психофизиологической), которая уже в своей изначальной формулировке напрочь перечеркивала названную природу: "Предмет - печать, мозг - сургуч... Чтобы изучить свойства и особенности отпечатка, естественно, надо изучить сам

сургуч. Тогда, само собой разумеется, содержание отпечатка - простая копия рисунка печати. Вот ведь логика создателей пресловутой психофизической проблемы" . Нет смысла вдаваться в анализ познавательной ситуации вокруг психофизической (психофизиологической) проблемы - это сделано в других работах, в частности в книге Ф. Т. Михайлова . Отметим только, что существовал и "обратный ход" - попытки построения психологически ориентированной физиологии (А. А. Ухтомский, Н. А. Бернштейн, А. Р. Лурия и др.), в рамках которой порождение физиологических новообразований внутри живого тела связывалось со способами действий этого тела относительно других тел, со способами решения им некоторых "двигательных задач", по своей форме близких к творческим. Тем не менее такое понимание было встречено в штыки официальными творцами и организаторами науки о сознании и его материальном субстрате.

Но вернемся к психологии. Общепринятые - на уровне деклараций!- положения о творческом характере деятельности человека и о том, что человеческое сознание не только отражает объективный мир, но и творит его, сформулированные диалектической философией, нисколько не распространяются на определение предмета психологии. Психология творчества, которая в свете этих положений должна приобрести статус методологически конституирующей теории в психологии, продолжает существовать на правах частного раздела последней. Что касается психологической интерпретации категории деятельности, то она и по сей день остается во многом репродуктивистской, за исключением, быть может, той удивительно прозорливой версии деятельностного подхода к проблемам психики и сознания, которая была выдвинута С. Л. Рубинштейном в статье "Принцип творческой самодеятельности" еще в 1922 г. .

Далее. Проблематика психического развития человека, возникновения его основных психических новообразований почти не соприкасается с проблематикой творчества1. Но ведь "новое" в общественном человеке может быть только продуктом его собственной продуктивной активности, когда он сам выходит не только за рамки сложившихся у него систем знаний, умений и навыков, но и за пределы требований исходной проблемной задачи, ставит новые цели и проблемы. В абстракции от "фактора" творчества природу психического развития понять нельзя. Этот "фактор" составляет всеобщий механизм, движущую силу психического развития. Пренебрежение им создает питательную почву для натурализма, вульгарного социологизма и даже откровенных мистификаций. Неудивительно, что в генетической психологии до сих пор просматривается эволюционистская ориентация с ее неизбежным игнорированием или смазыванием логики диалектического противоречия в развитии субъекта, о чем писал, например, Т. В. Кудрявцев . Противоречие составляет универсальный источник творчества.

В настоящее время открываются возможности для возрождения понимания психического как творческого процесса. Предпосылки для этого создают концепции происхождения чувствительности (А. Н. Леонтьев), III типа ориентировочной деятельности (П. Я. Гальперин), "живого движения" (Н. А. Бернштейн, А. В. Запорожец, В. П. Зинченко) и др. Все более осознается то обстоятельство, "что психика в целом обеспечивает ориентировку в ситуации и содержит в себе определенные возможности не только ситуативного, но и надситуативного, поленезависимого поведения... То есть психика - это инструмент не только адаптации к ситуации, но и выхода за ее пределы" .

Положение об универсально-творческом характере человеческой психики пока лишено достаточно полного теоретического обоснования. Такое обоснование представляется нам принципиально важным, поскольку повлечет за собой необходимость переосмысления специфики психического как такового.

Прежде всего, возникает задача соотнесения положения об универсально-творческом характере психики человека с идеями о ее культурно-историческом происхождении и природе. Это тем более необходимо, что зачастую универсальность рассматривается как абстрактно-общее свойство психики человека и животных (у которых оно, кстати сказать, в этом смысле слова отсутствует). Так, Спиноза зачислял в разряд универсально действующих мыслящих тел наряду с человеком и животных ; П. Я. Гальперин, вводя понятия об универсальной ориентировке в плане образов как всеобщем определении психического, не обращался к ее специфически человеческим формам . Не станем множить примеры.

На первый взгляд может показаться, что положения об универсально-творческом характере психики человека и ее общественно-исторической сущности вообще противоречат друг другу, ибо во втором случае речь идет о воспроизведении, присвоении носителем психики социально заданного содержания. Но это только на первый взгляд.

Психика (индивидуальное сознание) человека является порождением универсально-творческой по своей природе предметной деятельности обобществившегося человечества, с "железной необходимостью" должна проявлять указанную природу собственной субстанции - деятельности. Проявления же общественно-человеческой деятельностной универсальности (и "креативности") столь же разнообразны, сколь разнообразны распредмечиваемые деятельностью объективные содержания. Психолог сталкивается с реальностью универсальности и творчества не только там, где в фокусе его внимания оказываются мыслительные процессы индивида. Психологические метафоры типа "продуктивное восприятие", "визуальное мышление", "ручное мышление", "разумный глаз", "двигательная задача", "эмоциональное воображение", "умные эмоции" и др. лишний раз подтверждают это. Метафоры, конечно, не аргументы. Попытаемся взглянуть на разбираемую проблему, что называется, изнутри.

Такой взгляд изнутри выводит нас из сферы чистой психологии в сферу истории и логики общественной предметной жизнедеятельности человеческого рода и заставляет вспомнить слова Маркса о том, что политическая экономия начинается не там, где о ней как таковой идет речь. То же и с психологией, дерзнувшей разгадать загадку творящей человеческой души.

Исторически развитая культура человечества представляет собой продукт универсального и потому свободного (К. Маркс, Л. Фейербах) предметного содействия многих поколений людей. Поэтому процесс присвоения этого продукта индивидом (а тем самым и кристаллизации индивидуального сознания как смыслового ядра культуры) должен иметь столь же универсальный характер. Это обстоятельство неоднократно подчеркивалось К. Марксом (см.: и др.2).

Универсальность присваивающей деятельности индивида является главнейшим условием его адекватности логике деятельности общественно-родовой, воплощенной в "предметно развернутом богатстве человеческого существа" . Вполне закономерно, что для К. Маркса проблема общественного индивида стоит как проблема его развития на основе и в направлении универсальности - безотносительно к любому наперед заданному масштабу . В ходе последнего формировалось неорганическое тело человеческой цивилизации, система органов которого суть опредмеченное богатство сущностных сил человека, вызревших в горниле целесообразной трудовой деятельности кооперированных людей,- в основе своей "положительной, творческой" . Эти органы и служат одновременно органами непредзаданной и незапрограммированной активности индивида в культурно-историческом "пространстве и времени" социального бытия, но именно органами ее, а не органонами для получения готовых решений. Способ действий человеческого индивида, идеально запечатляя в себе логику "предшествовавшего исторического развития", непосредственно выстраивается в процессе реального развертывания его общественно-предметной жизнедеятельности.

Формы жизнедеятельности животного полностью и без остатка "преформированы" в морфологии его тела. Развитие поведения животного осуществляется через упражнение этих закодированных (инстинктивных) форм применительно к тем или иным внешним ситуациям. Среда лишь корректирует это развитие. В случае же человека речь идет не о корректировке уже готовых схем поведения под влиянием "социальной среды". Речь идет об активном присвоении таких (общественно выработанных по своей природе) способов действия, которые в морфологии человеческого тела вообще изначально никак не представлены, никак не "оттиснуты", являются для человека не данными, а искомыми и составляют предмет его особой универсально-поисковой активности (см.: ).

Сами же по себе общественно выработанные способы действия с предметами культуры не даны наподобие неких "натуральных", физических свойств вещей, они не написаны на этих предметах . "Сверхчувственную" сущность предметов культуры нельзя пощупать, чем она, по выражению К. Маркса, и отличается от вдовицы Куикли из шекспировского "Короля Генриха IV" . Невозможно ее и непосредственно усмотреть - в гуссерлианском смысле - в феноменах культуры. Эту сущность можно только раскрыть, распредметить в процессе развернутой творческой деятельности.

Социальная заданность предметного содержания присваивающей деятельности индивида вовсе не означает предзаданности ему форм ориентации в этом содержании. Универсальная природа культурно-заданного содержания предполагает значительное число степеней свободы в ходе его усвоения индивидом. Благодаря этому психика человека превращается в подлинно универсальный функциональный орган, находящийся в "абсолютном движении становления" .

Необходимо, однако, уточнить само понятие универсальности. Человек обнаруживает себя универсальным субъектом, мыслящим телом (Б. Спиноза) среди прочих телесных определенностей не только потому, что он может "схватить в своих действиях бесчисленное множество любых, сколь угодно сложных и замысловатых внешнепредметных форм, беспрепятственно двигаться по их контурам (см.: ). Это пока еще чисто формальная характеристика человеческой универсальности.

Например, в научно-фантастической литературе в качестве критерия разумности живого существа нередко выдвигается его способность принимать форму любого тела, чувственно уподобляться ему (см., например, ). Любопытно и то, что эта научно-фантастическая версия имеет свой собственно научный "эквивалент" в лице концепции уподобления психического образа внешнему предмету . Таким образом подчеркивается универсальная пластичность активности существа, наделенного психикой, сознанием, разумом. Но ограничивается ли "уподобляемостью" специфика разумного, т. е. цивилизованно действующего и мыслящего, существа?

Проведем несложный мысленный эксперимент. Заключенная в амфору вода непреложно приобретает форму амфоры. Переливаем дотоле "амфоро-сподобленную" жидкость в фужер, и она уже "фужеросподоблена". Наполним ею кувшин - она принимает форму кувшина и т. п. Чем тогда вода не мыслящее тело? Металл слишком тверд для "мышления", но стоит расплавить его, и мы получим сходную картину.

Универсальное действие мыслящего тела не слепое и пассивное репродуцирование этим телом многообразных эмпирически единичных предметных форм. "Универсальная пластичность и гибкость действий мыслящего тела - это вовсе не пассивная аморфность глины или воды. Как раз наоборот, это проявление "свободного" формообразования, активного действия мыслящего тела в согласии с совокупной необходимостью (выделено нами -В. К.)" . Содержательное определение человеческой универсальности состоит в том, что человек оказывается способным целесообразно воспроизвести в своих действиях любую внешне-предметную форму сообразно ее специфически всеобщей мере и сущности , т. е. идеально.

С этой точки зрения универсальное психическое развитие индивида - это не просто все расширяющееся овладение им предметами культуры, средствами человеческой деятельности и т. п. Своеобразие психического развития индивида обусловлено мерой полноты и глубины проникновения индивидов во всеобщую, общественную сущность предметов культуры (которая никогда не представлена в этих предметах эмпирически-налично).

Акт универсализации каждой из способностей индивида есть акт сообразования его действий со всеобщей, т. е. общественной, формой человеческого предмета3. Через сообразование индивидуальных действий с содержательно-всеобщими формами предметов культуры универсальность деятельности родового субъекта переливается в формы деятельности субъекта индивидуального. Но сообразование это осуществляется не по законам изоморфизма, вообще какого-либо жесткого соответствия. Иначе психика индивида превратилась бы в сколок с безличных социальных структур и - как и в случае ее редукции к "функции мозга" - утеряла свою особенность и самоценность.

Универсальность человеческой деятельности, аккумулированная предметными фрагментами культуры человечества, придает этим фрагментам крайнюю неопределенность, а тем самым проблемность для овладевающего культурой индивида. Многочисленные психологические исследования свидетельствуют о том, что генезис не только мышления, но и ряда других психических функций и свойств индивида, которые формируются в процессе овладевания им миром общественных предметов,- моторного действия (А. В. Запорожец), восприятия (А. Н. Леонтьев, В. П. Зинченко), памяти (А. А. Смирнов, П. И. Зинченко), эмоций (А. В. Запорожец) и др.- внутренне сопряжен с решением индивидом специфических проблемных, творческих задач. Даже "характер, поскольку он образуется в жизни и через жизнь (мы бы сказали: в деятельности и через деятельность.- В. К.), есть нечто вроде типа решения задач" . И не случайно "все познавательные процессы... имеют общую психологическую структуру, приближающуюся к структуре мыслительного акта" 4.

Первоначальной формой становления любой психической функции человека является продуктивный, творческий процесс, что обеспечивает построение у индивида динамического образа мира культуры в его всеобщности и универсальности, а также формирование способа существования индивида в этом мире как многослойном проблемном поле исторически развивающейся предметности.

Мир культуры многомерен, и это накладывает отпечаток на присваивающую деятельность индивида. Каждый объект культуры имеет как бы двойное дно. И решающее значение в ходе его распредмечивания индивидом принадлежит не тому, что в этот объект явно "вложено", непосредственно опредмечено в его теле, а тому, что в него "недовложено", представлено в нем имплицитно. Ребенок учится пользоваться столовой ложкой. При этом он не просто овладевает некоторым утилитарно-прагматическим умением, опредмеченным в ложке, но усваивает стоящие за ним исторически сложившиеся этико-эстетические нормы поведения, которые на самой ложке никак не "начертаны".

Вступая в мир культуры, ребенок осуществляет ориентировочно-исследовательскую, творческую деятельность, включающую в себя сложнейшие процессы анализа и синтеза общественных предметов, их внутренних соотношений и компонентов, экспериментирование (в том числе мысленное) с ними, опробование возможных способов преобразования предметных ситуаций.

Присвоение культуры ребенком протекает в творческой форме даже в тех случаях, когда он овладевает такими ее фрагментами, которые в плане своего наличного бытия имеют вполне определенный и косный характер, а воплощенная в них универсальность человеческой деятельности предельно "свернута". Таковы, скажем, устойчивые структуры человеческого языка, которые ребенок тем не менее усваивает в процессе решения специфических проблемных задач. Отметим следующий парадоксальный факт: даже нормативный словарь ребенок не в силах освоить без активного словотворчества .

Истинное бытие культуры трансцендентно, ее квинтэссенция коренится в ее возможностях. Собственная содержательно-предметная "стихия" человеческой души, психики и есть сфера возможностей, т. е. сфера идеального, воплощенного в исторически вызревших формах культуры человечества. Обозначенная предметная обращенность человеческой психики предполагает наличие у ее носителя продуктивного воображения, нацеленного на идеальное прослеживание (опробование) возможных траекторий развития объектов культуры, на полноценное воспроизведение их всегда проблематизированной общественной сущности, а в конечном счете на идеализацию жизнедеятельности индивидуального субъекта. Силой воображения производится выделение тех потенциальных свойств, которые специфичны для данного объекта культуры и адекватны его общей, целостной природе. Уже воображение маленького ребенка, схватывающее те или иные свойства общественных предметов, не имеет ничего общего с произволом и глубоко реалистично по своему характеру.

Это обстоятельство хорошо иллюстрирует пример из работы А. В. Запорожца . Ребенку рассказывают сказку следующего содержания. В одной деревне жил доктор. Однажды его вызвали к больному. Собаки у него не было, и он оставил сторожить дом чернильницу. В это время к дому подкрался разбойник и захотел похитить все вещи доктора. А чернильница и залаяла громко на разбойника. В ответ на это ребенок выражал неудовольствие и говорил, что чернильница лаять не может. Пусть она лучше обольет разбойника чернилами, и тогда тот испугается и убежит. Иначе говоря, ребенок, включая чернильницу в принципиально новую, особенную ситуацию, не упускал из виду ее исторически выработанной специфически всеобщей "целостнообразующей" функции (характеризующей чернильницу в общем и целом), а интерпретировал эту функцию сообразно природе этой ситуации. Даже условный сказочный план не препятствовал адекватному вычленению ребенком объективно - хотя и потенциально - специфических для предмета повествования свойств. Заметим, что если бы этот реализм воображения у ребенка отсутствовал, то он оказался бы лишенным самых элементарных форм адекватной ориентации в мире общественных предметов и человеческих отношений по поводу них. Заметим также, что в этом реализме нет ни грамма того плоского "отражательства", которое постулировалось упомянутой выше трактовкой теории отражения.

Э. В. Ильенков вслед за И. Кантом считал воображение универсальной способностью человека. Нам представляется вполне обоснованным взгляд на воображение как на всеобщее свойство человеческого сознания, поскольку именно в воображении наиболее рельефно проявляется его сущностная созидательная, конструктивная направленность, сообщающая импульс творческого становления всему ансамблю психических функций общественного человека.

Обращаясь к проблеме генезиса воображения, логично предположить, что в его основе лежит ориентировка в плане образов, которая способствует правильному решению человеком неопределенных, уникальных и неповторимых задач (по П. Я. Гальперину). Анализируя особенности ориентировки в плане образов, П. Я. Гальперин выделяет важный момент: "Ориентировка в плане образов позволяет... использовать общие схемы поведения, каждый раз приспосабливая их к индивидуальным вариантам ситуации" . В только что приведенном примере с ребенком это проявилось в том, что ребенок варьировал знание об общей функции чернильницы в особенной (сказочной) ситуации. При этом акт воображения разворачивается на фоне особого психического состояния - проблемной ситуации, выражающей субъективную неопределенность средств, целей и условий деятельности.

Неопределенность задач, встающих перед человеком и требующих от него ориентировки в плане образов, обладает, как уже отмечалось выше, культурно-исторической природой, отражая ту объективную универсальность человеческой деятельности, которая опредмечена в продуктах культуры. Человек осуществляет ориентировку в предметном мире "на основе идеальных образов" . Воображение и есть ведущий "механизм" субъективирования человеческим индивидом (ребенком) объективированных в сфере материальной и духовной культуры людей идеальных образов их совокупной деятельности.

Так, по-видимому, с воображением связано появление у ребенка операциональных значений - фундаментальных составляющих его психики, когда он начинает действовать ради достижения определенного результата, варьируя при этом конкретные операционно-технические приемы, но сохраняя общий замысел и "рисунок" действия (другими словами, производя силой воображения своеобразное "короткое замыкание" всеобщего на единичное ). Такое действие должно быть адекватно, хотя и эмпирически неидентично общественно-эталонизированному действию, выполняемому с этим предметом взрослым . О появлении у ребенка операциональных значений свидетельствует также его способность применять одно действие по отношению к различным предметам и разные действия по отношению к одному предмету, способность комбинировать уже известные способы действия для достижения цели (данная способность прямо относится к числу хрестоматийно известных феноменов воображения), т. е. способность к построению моторного обобщения, обобщения "в действии" (там же).

У детей дошкольного возраста складывается план эмоционального воображения, когда ребенок становится способным адекватно предвосхищать "социальные последствия" собственных действий и действий другого лица, первоначально раскрывая смысл тех и других на уровне переживания . Тем самым именно силой воображения порождается культурная эмоциональность.

Культура по отношению к каждому отдельному индивиду является не инкубатором или поточной линией социализации, а прежде всего, как прекрасно сказал П. А. Флоренский, "средой, растящей и питающей личность" . Психика не растворяется в социальных структурах, как не замыкается она в черепных коробках миллиардов человеческих индивидов. В творческих действиях осваивающих культуру индивидов она проникает сквозь внешние оболочки наличных предметных значений, строя собственные смысловые хронотопы.

Исходя из сказанного, можно выделить следующие направления обновления содержания современной психологической теории. Во-первых, целесообразно включить аспект продуктивности и проблемности в исходное психологическое определение деятельности. Во-вторых, необходимо раскрыть универсально-творческую природу целостной системы психических функций человека и эксплицировать продуктивное воображение в качестве их генетической основы. В-третьих, следует обосновать пути экспериментального воспроизведения любых психических функций - от простейших умений до фундаментальных свойств личности - в ситуации решения творческой задачи, так как в контексте творческой деятельности они обнаруживают свою истинную форму. Такая экспериментальная модель может быть по праву расценена как идеальная.

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3 .

2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23.

3. Маркс К. Энгельс Ф. Соч. Т. 42.

4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1.

5. Биленкин Д. Проверка на разумность. М. 1981. 320 с.

6. Велихов Е. П., Зинченко В. П., Лекторский В. А. Сознание: опыт междисциплинарного подхода // Вопр. философии. 1988. № 11.

7. Выготский Л. С. Собр. соч. М., 1983. Т. 4.

8. Гальперин П. Я. Введение в психологию. М., 1976.

9. Давыдов В. В. Виды обобщения в обучении. М., 1972.

10. Давыдов В. В. Проблемы развивающего обучения. М., 1986.

11. Давыдов В. В. О понятии личности в современной психологии // Психол. журнал. 1988. № 4.

12. Дубровский Д. И. Психические явления и мозг. М., 1971.

13. Дункер К. Психология продуктивного (творческого) мышления // Психология мышления. М., 1965.

14. Запорожец А. В. Избр. психол. тр. М., 1986. Т. 1.

15. Ильенков Э. В. Искусство и коммунистический идеал М., 1984.

16. Ильенков Э. В. Диалектическая логика. 2-е изд. М., 1984.

17. Ильенков Э. В. Вопрос о тождестве мышления и бытия в домарксистской философии // Диалектика - теория познания: Историко-философские очерки. М., 1964.

18. Кант И. Критика чистого разума. 2-е изд. Пг. 1915.

19. Кудрявцев В. Т. Диалектика присвоения культуры человеком: универсальность и творчество // Философия человека: диалог с традицией и перспективы. М., 1988.

20. Кудрявцев Т. В. Психология профессионального обучения и воспитания. М.,1985.

21. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. 4-е изд. М., 1981.

22. Матюшкин А. М. Проблемные ситуации в мышлении и обучении. М., 1972.

23. Матюшкин А. М. Основные направления исследований мышления и творчества // Психол. журнал. 1984.№ 1.

24. Михайлов Ф. Т. Загадка человеческого Я. 2-е изд. М., 1976.

25. Пиаже Ж. Теория Пиаже // История зарубежной психологии (30-60-е гг. XX в.). М., 1986.

26. Пономарев Я. А. Психология творчества. М., 1976. 303 с.

27. Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности // Вопр. философии. 1989. № 4.

28. Спиноза. Этика. М., Л., 1932.

29. Стеценко А. П. Психологическая структура значения и ее развитие в онтогенезе: Автореф. дис. ... канд. психол. наук. М., 1984.

30. Умственное воспитание детей дошкольного возраста. М., 1984.

31. Флоренский П. А. Из неоконченного труда "У водоразделов мысли" // Эстетические ценности в системе культуры. М., 1986.

32. Эльконин Д. Б. К проблеме периодизации психического развития детей // Вопр. психологии. 1971. № 4.

1. К числу немногочисленных исключений здесь можно отнести представления о творчестве как механизме развития , продуктивном процессе как микроэтапе психического развития и др. Вместе с тем эти представления еще требуют своей реализации в конкретных моделях онтогенеза психики.

2. Теоретико-психологический смысл этих положений подробно проанализирован нами в специальной работе .

3. В этой связи вполне закономерно, что одной из ведущих функций индивидуального сознания начиная с первых этапов онтогенеза становится обобщение (причем так называемое содержательное обобщение , первоначально осуществляющееся, разумеется, в допонятийной форме), которое представляет собой один из основных механизмов универсализации психической активности индивида. "Обобщение выступает как функция сознания в целом, а не одного только мышления. Все акты сознания есть обобщение" . "Чувства-теоретики" (К. Маркс) не голая метафора, а вполне определенная психическая реальность.

4. В последнее время в психологии стала укореняться идея о связи творческих возможностей индивида с личностным уровнем его жизнедеятельности, который "обнаруживается прежде всего в творческом его отношении к различным формам общественной жизни и уже через это - в творческом созидании и самого себя" .

Елена Островская

Предрасположенность к творчеству коренится в самой природе бытия и сознания людей. Еще на заре человечества постижение общего в явлениях действительности отдельным индивидом становилось открытием и для других, стимулируя их развитие. Таким образом формировалось подлинно человеческое, общественное сознание, всегда зависимое от бытия современников и последующих поколений. Овладение духовной и нравственной культурой предшественников неизбежно располагало к продолжению их деятельности, к изменению окружающего и собственного бытия. Человек развивается лишь потому, что всегда преемственен, наследует все лучшее из созданного предшественниками.

Внутренний мир человека способен охватить сферы бытия несравнимо большие, чем та ограниченная действительность, в рамках которой протекает его жизнь. Сознание способно отражать настоящее, прошлое и будущее бытия всего человечества. Бесконечность бытия и сознания – подлинное начало беспокойной творческой природы человека. В природе сознания заключены источники нравственного развития и самосовершенствования внутреннего мира человека.

Невольный выход за пределы обстоятельств своей жизни и осознание себя в великом пространстве общечеловеческого бытия вызывает неуемную потребность определить и развить свои созидательные возможности и стать соучастником творческой жизни всего человеческого рода. Однако как живое существо человек зависит от различных условий своего бытия, своих потребностей. Бытие человека в мире конечно. Ему не избежать старости и смерти. Многочисленные страхи способствуют развитию желания обезопасить себя, а ведь творческая реализация всегда предполагает риск, в том числе и для жизни.

Взаимосвязи, борьба или доминирование бесконечного или конечного начала предопределяют направление содержания внутреннего мира личности, её потребности и убеждений. Проблема бесконечности и конечности сознания человека обретает особенную значимость в художественном творчестве.

Проникая в мир бесконечного, художник ощущает себя на службе человечества, переживает судьбы людей, стремится постигнуть сущность их ошибок и заблуждений и испытывает непреодолимую потребность в совершенствовании их жизни. Свои нравственные побуждения он реализует в творчестве. Возможности развития и проявления бесконечной творческой и нравственной позиции художника неизбежно зависят от общественных условий его бытия как человека в мире. Иногда подобные искания его бессмертной души могут закончиться трагично для смертного тела.

При осознании подлинного смысла жизни, смысла творчества, бесконечная сущность человека, его деяния и бессмертный разум преодолевают конечность его бытия. Последовательный в своем творчестве художник обладает большим мужеством, поддерживающим его независимость. При всей мягкости и нежности своей души подлинно талантливый художник даже в невыносимых условиях жизни способен оставаться несгибаемо твердым, верным общечеловеческой совести и смыслу своего творчества. Особенную значимость на этом пути приобретает приверженность художника истине, которая ему доступна. Оценки и переживания жизненных невзгод и унижений оттесняются на задний план весомостью той правды, которую он утверждает своим творчеством, в соответствии с мыслями Гёте: «Первое и последнее, что требуется от гения, это всегда любовь к правде».

Примечательно, что видение правды каждого из художников неповторимо, и только следование собственному мировосприятию способствует саморазвитию и созданию подлинно уникальных произведений. Таким образом, важно не только найти свое предназначение, понять свой жизненный путь, но и не потерять остроту видения этого пути, до конца оставаясь верным самому себе. Ни один зритель никогда не окажется более строгим судьей, чем сам художник в каждый момент создания произведения. Только прислушиваясь к себе и к своему произведению можно достичь подлинности общечеловеческого бытия, познать смысл и природу творчества.

Зачастую сам художник не представляет себе результата своего творения, и лишь чуткое отношение к собственным героям приводит к открытию и созданию нового, подлинно ценного для художника и зрителя.

Всемирное развитие, углубление и расширение бесконечной сферы сознания является одним из важных условий нравственного и творческого развития человека, формирования художественного таланта. Однако бесконечная деятельность общества должна служить конечному благополучию и счастью людей. Потребность в творчестве порождают конечные судьбы людей, и именно конечное в человеке дает жизнь бесконечному миру его души.

Художник, следуя потребности бесконечного бытия сознания и находясь в стороне от окружающей его действительности, между тем, внимательно наблюдает за течением жизни своих современников. Отстраненный взгляд наблюдателя позволяет извлечь из общечеловеческого бесконечного бытия именно те ценности, в которых современное художнику общество особенно нуждается.

Из этого явствует, что талантливый художник должен обладать не только разносторонней бесконечной сферой сознания, но и уникальным жизненным опытом конечного бытия, во всем богатстве неожиданного общения с самыми различными людьми, в ситуациях, особенно раскрывающих тайники их бытия, отношений и душевных состояний. И может быть именно человеческие слабости талантливых художников, греховность жизни, повышенный интерес к некоторым земным радостям и наслаждениям, свидетельствующее об особенной мощности их конечной природы и располагают их к наиболее достоверному воплощению жизни персонажей, к глубинному проникновению в сокровенные состояния человеческой души, ее внутренних и внешних зависимостей. Многие недостатки личности у художников в значительной мере порождаются их эмоциональностью, обусловленной повышенной активностью их конечной природы.

Эмоциональность художника оборачивается энергией и устремленностью творчества, наблюдательностью ко всему тому, что его интересует и волнует, причудливой деятельностью воображения, воссоздающего и оживляющего художественные образы.

2. Творческая природа человека

Читайте также