Начало военных действий между крупнейшими европейскими государствами, разумеется, не могло не сказаться на международных отношениях. Главной задачей стран Антанты и противостоящей ей коалиции центральных держав стало привлечение на свою сторону как можно большего числа союзников и укрепление собственных рядов…

Уже 5 сентября 1914 года представители России, Англии и Франции подписали соглашение, по которому союзники брали на себя обязательство в течение всей войны не заключать с противником сепаратный мир и не выходить из войны без взаимного согласия. Таким образом, Антанта превратилась в формальный военный союз.

Тем не менее в стане Антанты, особенно в первые годы войны, развернулась острая дипломатическая борьба. Шла она по поводу «призов», которые должна была получить каждая из стран Согласия после успешного окончания военных действий. Самый лакомый кусок для союзников представляла собой Османская империя, чьи владения в те годы простирались почти на весь арабский мир.

Впервые вопрос о судьбе этой страны был поставлен сразу же после начала войны английским министром иностранных дел Греем, который заявил, что в случае присоединения Турции к Германии она должна перестать существовать. Немного позже англичане, крайне заинтересованные в активизации русской армии на Восточном фронте, заявили, что после победы над Германией судьба Константинополя и проливов будет решена в соответствии с интересами России.

Судьба Константинополя и других владений Турции стала одной из главных тем в межсоюзнических отношениях, особенно после того, как 25 февраля 1915 года британские и английские военные корабли обстреляли османские форты у входа в Дарданелльский пролив и приступили к осуществлению Дарданелльской операции. Полагая, что эта операция закончится для союзников быстрым успехом, в ее проведении изъявили желание принять участие греки, что вызвало крайне негативную реакцию в Санкт-Петербурге - здесь опасались, что Афины потребуют в качестве награды Константинополь. В случае успеха задуманной операции проливы в любом случае переходили под контроль Англии и Франции, что заставило Россию потребовать от своих союзников официальных заверений в передаче ей после войны проливов и Константинополя. В ход пошли даже прямые угрозы со стороны российского министра иностранных дел Сазонова. Наиболее негативно относившимся к передачи Константинополя России французам он без обиняков заявил, что уйдет в отставку, а министром в таком случае вполне может стать человек, который с симпатией относится к идее восстановления Союза трех императоров.

Угрозы подействовали, и 12 марта 1915 года Лондон официальной нотой гарантировал передачу России города Константинополя с прилегающими территориями, которые включали в себя западное побережье Босфора и Мраморного моря, Галлипольский полуостров, Южную Фракию по линии Энос - Мидия и кроме того восточное побережье Босфора и Мраморного моря до Исмит-ского залива, все острова Мраморного моря, а также острова Имброс и Тенедос в Эгейском. Однако все это обусловливалось, во-первых, победой союзников по Антанте в войне, а во-вторых, компенсацией Англии и Франции за счет других территорий Азиатской Турции. Причем британцы в качестве основной платы потребовали присоединения к сфере английского влияния доселе нейтральной зоны Персии, что давало им возможность прибрать к рукам обширные нефтяные месторождения. 10 апреля к русско-английской сделке с большой неохотой присоединилась и Франция, которая также рассчитывала на арабские владения Османской империи - Сирию, Ливан и др.

Босфорские соглашения были, безусловно, большой победой российской дипломатии, но уже в те годы думающие люди в стране не могли не задаться простым вопросом: а как, собственно, правительство огромной многонациональной империи, не успевавшее решить одну серьезную внутриполитическую проблему, как тут же возникала другая, собирается распорядиться отдаленной и слаборазвитой турецкой провинцией и что в Петрограде собираются делать с одним из центров мусульманства - Стамбулом. Сможет ли Россия «переварить» такой щедрый подарок? Впрочем, после провала Дарданелльской операции и тяжелых поражений России в ходе кампании 1915 года эти все вопросы стали носить скорее умозрительный характер.

Куда меньше споров между союзниками вызывала проблема территориальных изменений в Европе, которые датжны будут произойти после окончания войны и разгрома коалиции центральных держав. Так или иначе, но союзники сходились во мнении, что после того, как будет сокрушена германская военная машина, Франция возвратит себе утерянные Эльзас и Лотарингию, Дания - Шлезвиг и Гольштейн, Бельгия также получит компенсацию за счет Германии, а Австро-Венгрия превратится в триединую монархию. При этом под эгидой России будет создана целокупная Польша, и не подлежало сомнению, что Сербия получит Боснию и Герцеговину, Не исключалась возможность и других территориальных изменений на Балканах. Кроме того, союзники были едины в том, что Германия непременно должна будет лишиться всех своих заморских колоний.

Однако планы Антанты по послевоенному переустройству мира, как впоследствии показали документы, обнаруженные в немецких архивах, были эталоном скромности по сравнению с аппетитами правителей второго рейха. В Берлине мечтали ни много ни мало о новом и коренном переделе всего мира: под немецкий контроль передаются все английские, французские и бельгийские колонии, Бельгия превращается в немецкий протекторат, Франция расплачивается частью побережья Ла-Манша, железорудным бассейном Бриэй, западными Вогезами, крепостями Бельфор и Верден. С России причитались Польша, прибалтийские губернии и «территории, расположенные к югу от них», Финляндия и даже Кавказ - некоторые из этих земель должны были, по мнению немецких стратегов, войти в состав великой Германии, а другие - стать «буферными» государствами, находящимися в полной зависимости от Берлина. Само собой, все страны - противницы рейха выплачивают немцам огромные репарации и контрибуцию, а Россия помимо всего прочего заключает с Германией торговый договор и становится фактически аграрным придатком. Более «скромными» были планы Австро-Венгрии - они ограничивались установлением полного господства империи Габсбургов на Балканах и подавлением любых устремлений славянских народов к независимости.

Все эти сведения приведены в книге известнейшего немецкого историка Ф. Фишера, основанной исключительно на документальных архивных источниках. Конечно, в германских политических и финансовых кругах не существовало полного единства взглядов на «цели войны» - одни стремились к южным морям и колониям, другие вожделенно посматривали на восток Европейского континента. Но сути это не меняло.

Одной из главных целей дипломатии союзников по Антанте и Тройственному союзу сразу же после начала Первой мировой войны стало привлечение на свою сторону новых союзников. Это была сложная задача, требовавшая немалых усилий.

Не заставила себя долго уговаривать только Япония, быстрее всех сумевшая сориентироваться в новой ситуации. Уже 15 августа Токио направил Берлину ультиматум, в котором потребовал себе Цзяочжоу - фактически немецкую колонию на территории Китая. На ответ немцам было дано восемь дней, но они проигнорировали требования японцев, и 23 августа 1914 года Япония объявила Германии войну, после чего быстро захватила все владения немцев в Китае. Вступив в войну, Страна восходящего солнца преследовала цель не разгромить второй рейх, а только укрепить свои колониальные позиции в дальневосточном регионе, тем не менее этот шаг Токио означал, что Россия может не волноваться за свои дальневосточные владения, и тем самым сплачивал внутренние ряды Антанты.

Куда сложнее обстояли дела с вовлечением в войну Турции. Борьба между Антантой и центральными державами за влияние над этой страной не утихала ни на минуту. Собственно, Стамбулу не приходилось ожидать ничего хорошего ни от одной, ни от другой стороны. Если Россия, Англия и Франция страстно желали расчленить одряхлевшую Османскую империю и поделить ее между собой, то немцы стремились превратить ее в своего бесправного вассала. И все же в турецком правительстве преобладали германофилы, полагавшие, что Берлин поможет Турции решить ее территориальные проблемы, прежде всего за счет славянских соседей. 2 августа 1914 года между Германией и Турцией был подписан секретный договор, по которому в случае начала войны между Германией и Россией Турция обязалась выступить на стороне Берлина. В распоряжение германского генерального штаба, по сути, была передана турецкая армия, а в день подписания секретного договора в Османской империи была объявлена всеобщая мобилизация. Правда, публично турки поспешили заявить о нейтралитете, объяснив его полной неготовностью своей армии к ведению боевых действий.

Больше всех из стран Антанты на данном этапе не была заинтересована во вступлении в войну Турции Россия, которой тогда пришлось бы открывать новый фронт на Кавказе. Именно поэтому она предложила своим союзникам удовлетворить ряд требований стамбульского руководства - гарантировать Турции в случае сохранения ею нейтралитета и демобилизации армии территориальную неприкосновенность, возвратить остров Лемнос и отменить так называемый режим капитуляций. Характерно, что на это предложение российского министра иностранных дел Сазонова английская дипломатия в лице Грея ответила лишь согласием гарантировать территориальную неприкосновенность Турции только на период войны и отвергла все другие предложения.

Но пока на берегах Босфора шло активное тайное дипломатическое зондирование, на фронтах в Европе потерпел крах немецкий план блицкрига. В новой стратегической ситуации как никогда возросла заинтересованность Германии в привлечении Турции на свою сторону.

В этом сложном дипломатическом положении в Берлине было принято решение действовать молниеносно и форсировать развитие событий. Под сильнейшим давлением немцев командующим турецкими военно-морскими силами был назначен немецкий контр-адмирал Сушон. Именно он 29 октября 1914 года отдал приказ офицерам и матросам двух самых современных немецких крейсеров «Гебен» и «Бреслау» сменить фуражки и бескозырки на фески, спустить на судах немецкий флаг и вывесить турецкий, а затем атаковать города на Черноморском побережье России - Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск. Это была чистейшая провокация, которая достигла своей цели. В тот же день российский посол в Константинополе М. Н. Гирс затребовал свои паспорта, а 2 ноября Россия объявила войну Турции. 5 и 6 ноября ее примеру последовали Англия и Франция. Так немецкая военщина поставила османское правительство перед свершившимся фактом и втянула турецкий народ в губительную для него авантюру, завершившуюся крахом Османской империи.

К началу 1915 года самой крупной европейской страной, еще не втянутой в мировой конфликт, оставалась Италия. С самого начала войны правительство этой страны стало прикидывать, на чьей стороне окажется победа и за счет каких союзников можно будет получить наиболее ценный приз. Член Тройственного союза, Италия 3 августа 1914 года заявила, что война вызвана нападением Австро-Венгрии на Сербию, а Тройственный союз по своей сути исключительно оборонительный, поэтому Рим не считает себя с этого момента связанным какими-либо союзническими обязательствами и заявляет о своем нейтралитете. Возмущенный кайзер оставил на письме итальянского короля, извещавшего, что обстоятельства возникновения войны не подходят под формулировку casus foederis в тексте договора о Тройственном союзе, краткую пометку: «негодяй». Собственно, итальянцы не могли не понимать, что в силу своего географического положения и безраздельного господства на Средиземном море англо-француского флота, а также экономической зависимости от стран Антанты их страна имела мало шансов на успех в войне с Лондоном и Парижем.

Тем не менее итальянский министр иностранных дел маркиз ди Сан-Джулиано намекнул своим австрийским и немецким коллегам, что при определенных условиях Италия не против рассмотреть вопрос о том, каким способом она могла бы помочь недавним союзникам. На этом итальянское правительство тоже не остановилось и одновременно начало тайные переговоры с Антантой о той территориальной компенсации, которую смог бы получить Рим после вступления в войну на стороне союзников. Надо отметить, что последние на обещания не скупились, тем более что все притязания итальянцев распространялись на территории их врагов - Австро-Венгрии, Турции и на никому не интересной Албании,

Итальянцы не стали довольствоваться этим двойным шантажом, и под шумок в октябре 1914 года оккупировали остров Сасено, расположенный у входа в Валонский залив, расположенный на Адриатическом побережье Албании. В декабре того же года они оккупировали и саму Валону. После битвы на Марне и краха немецкого плана блицкрига общественное мнение Италии стало все больше и больше склоняться в пользу Антанты. Однако требования, которые итальянцы предъявили Антанте (а они замахнулись на обширные земли в Средиземноморье и территории южных славян), показались чрезмерными России и Франции. Характерно, что, как и в случае с Турцией, Петроград выступал против численного увеличения коалиции. На то у России были свои причины - во-первых, пришлось бы расплачиваться с Италией за ее лояльность Антанте южнославянскими территориями, а во-вторых, Рим требовал со стороны России гарантий в том, что она не ослабит свой нажим на галицийском направлении. Лишь когда русское наступление в Карпатах было остановлено и под сильным давлением Англии российская дипломатия изменила свою позицию, союзники подписали 26 апреля 1915 года в Лондоне договор с Италией, по которому Рим обязался через месяц начать войну против центральных держав. После этого в Италии начались многочисленные демонстрации шовинистов за вступление в войну, возглавляемые социалистом Б. Муссолини и по этом-авангардистом Г. Д"Аннунцио, причем вся кампания была оплачена из французского кармана. Напуганный размахом «народного движения» итальянский парламент предоставил правительству чрезвычайные полномочия. Ярый сторонник вступления Италии в войну на стороне Антанты премьер А. Саландра не преминул воспользоваться благоприятным внутриполитическим положением, и 23 мая 1915 года Итальянское королевство объявило войну Австро-Венгерской империи.

Одновременно с борьбой за привлечение на свою сторону Италии между воюющими коалициями развернулась острая дипломатическая борьба за Балканы. К середине 1915 года, не считая отсталой и раздробленной Албании, в этом регионе осталось только две страны, не определившиеся со своими предпочтениями, - Болгария и Румыния. Причем особо важное значение для союзников приобретала позиция софийского руководства, в силу того, что по географическим и геополитическим причинам к 1915 году Болгария оказалась своеобразным ключом ко всему балканскому полуострову. К тому же из всех Балканских стран Болгария обладала самой боеспособной армией. В случае вступления Болгарии в войну на стороне центральных держав Сербия оказывалась в безвыходном положении, и, наоборот, присоединение Софии к Антанте отрезало от Европы Турцию, обеспечивало Сербии тыл и давало надежду на то, что примеру Болгарии последуют Греция и Румыния. Кульминация борьбы противников за Болгарию пришлась на лето 1915 года.

Российское руководство прекрасно понимало значение Болгарии и с первых же дней войны попыталось привлечь ее на свою сторону. Российская дипломатия лелеяла надежду на восстановление славянского блока времен первой Балканской войны, но сделать это можно было только одним способом - уговорить соседей Болгарии Грецию и Сербию пойти ей на уступки и вернуть земли, захваченные в ходе второй Балканской войны. Министр иностранных дел Сазонов уделил этому особое внимание, но задача оказалась практически невыполнимой - Греция вообще отказалась говорить на эту тему, а давление на нее привело к обратному эффекту - усилению позиций в стране германофилов. Сербы в принципе согласились передать своим соседям часть Македонии, но лишь после получения компенсации за счет балканских владений Австро-Венгрии. Проболгарская позиция российского министра вызвала разногласия и в стане союзников - Англия, которая высоко ценила свои тесные связи с Грецией, полностью ее поддержала и активно противодействовала политике русского правительства.

Более гибкой, как уже говорилось, в отношении компенсаций Болгарии была политика Белграда. Не возражали сербы и против передачи Софии части европейской территории Турции. Но все эти обещания можно было выполнить только после окончания войны, а болгарское правительство Радославова требовало Македонию немедленно.

В этом смысле Берлину и Вене привлечь на свою сторону Болгарию было куда проще: во-первых, основные притязания Софии распространялись на их противника Сербию, потому болгарам была обещана не только вся Македония, но и часть исконно сербских земель. А в случае присоединения Румынии к Антанте болгарам была обещана еще и часть территории этой страны - причем не только Южная Добруджа, но и северная ее часть. Во-вторых, для болгарского царя Фердинанда из немецкой династии Кобургов не существовало проблемы выбора союзнической ориентации - он и душой и мыслями был на стороне центральных держав.

На окончательное решение болгарского царя оказало существенное влияние и положение дел на фронтах - русские войска в 1915 году терпели одно поражение за другим и были вынуждены оставить Галицию, Польшу, Литву, часть Белоруссии, а Дарданелльская десантная экспедиция Англии и Франции окончилась неудачей. Осложнилось положение и Сербии, особенно после того, как на подмогу австрийским войскам были переброшены германские части. Жажда захвата чужих территорий для династии Кобургов оказалась сильнее страха перед Антантой, и 3 сентября было подписано болгаро-турецкое соглашение о союзе, а еще через несколько дней - 6 сентября - союзный договор с Германией и Австро-Венгрией. Так Тройственный союз превратился в Четверной.

Чтобы минимизировать последствия от вступления в войну Болгарии, Англия и Франция решили перебросить с Галлиполийского полуострова свои войска под Салоники и открыть там новый фронт. Одновременно было оказано сильное воздействие на Грецию, с тем чтобы она в соответствии с греко-сербским союзным договором от 1913 года пришла на помощь своим братьям по вере. Греки сначала вроде бы согласились, но поняв, что союзники не смогут перебросить под Салоники достаточное количество войск, король Константин внезапно уволил проантантски настроенного премьера Венизелоса и подтвердил сохранение Грецией нейтралитета.

А между тем в ночь на 14 октября Болгария напала на Сербию. Одновременно с севера начали наступление объединенные германо-австро-венгерские войска. Это был «путь Сербии на Голгофу», закончившийся эвакуацией остатков сербской армии на греческий остров Корфу.

Своеобразной компенсацией за вступление в войну Болгарии на стороне центральных держав стало присоединение 28 августа 1916 года к Антанте Румынии. Дипломатическая борьба между великими державами за Румынию развивалась приблизительно по тому же сценарию, что и в других балканских государствах: правительство в Бухаресте страстно торговалось из-за новых территорий, которые могло бы получить в том или ином случае, и очень боялось продешевить.

Румыния еще с 1883 года состояла в союзе с Германией и Австро-Венгрией, но к началу Первой мировой войны этот договор так и не наполнился практическим содержанием и потерял всякое реальное значение - обстановка в мире изменилась коренным образом, а характерной чертой румынской внешней политики всегда была ориентация на более сильного. К тому же румынское население в Венгерской Трансильвании составляло большинство, а в Банате - весьма существенный процент. Борьба румынского населения Австро-Венгрии за равноправие встречала сочувствие в Румынском королевстве, а потому отношения между Бухарестом и Веной отнюдь не были безоблачными.

31 июля, за день до начала войны, немцы предложили румынам Бессарабию в качестве платы за участие в их коалиции. Приз, конечно, устраивал Бухарест, но лишь в случае, если Россия будет полностью разбита и вынуждена уступить некоторые земли Австро-Венгрии. В противном случае Бессарабию румынам никогда бы удержать не удалось. И хотя немцы как могли успокаивали румын: дескать, после войны Россия будет расчленена и великая Румыния будет граничить с вассальной самостийной Украиной, - в Бухаресте прекрасно понимали, что все предложения Берлина и Вены, пока не падут Париж и Лондон, вилами на воде писаны, и не польстились даже на Одессу. По той же причине румыны не согласились на предложение России, которое она делала дважды, о передаче им Трансильвании. Таким образом, Коронный совет Румынии принял 3 августа 1914 года решение о «вооруженном выжидании».

Нейтралитет Румынии на первом этапе войны носил явно прогерманский характер: румынское правительство беспрепятственно пропускало через свою территорию военные грузы центральных держав в Болгарию и Турцию, а в Берлин и Вену слало телеграммы с поддержкой, давая понять, что в будущем они вполне могут рассчитывать на присоединение Бухареста к Четверному союзу. Просчитав все последствия вступления Румынии в войну на стороне Антанты, российский МИД и Генеральный штаб пришли к выводу, что лучше иметь Румынию нейтральной, чем союзной, - страна обладала протяженной и труднообороняемой границей, 700 км из нее приходилось на Карпаты, 500 км протянулись по Дунаю, а затем 200 км - по открытой местности в Добрудже. Напрашивалась мысль о том, что враг в самом узком месте (150 км) мог разрезать страну надвое и тогда весь запад Румынии оказался бы в огромном котле. Кроме того, русский генералитет весьма скептически относился к военным возможностям плохо вооруженной румынской армии, а подготовка офицерского состава вообще не выдерживала никакой критики. Нейтральная же Румыния фактически прикрывала российскую границу от Карпат до Черного моря и позволяла избежать непосредственного соприкосновения с болгарской армией.

Тем не менее торг союзников по Антанте с Румынией не прекращался - Англия и Франция были буквально заворожены цифрой в полмиллиона штыков, которые обещала поставить Румыния в случае удовлетворения ее претензий. Как уже отмечалось, сначала румыны потребовали в качестве платы за свой нейтралитет Бессарабию, но Россия категорически отказалась от подобной сделки, и союзники предложили Бухаресту лишь населенную румынами территорию Венгрии от Тисы и до Прута. События на фронтах вынудили самого последовательного противника присоединения Румынии к Антанте российского министра иностранных дел Сазонова изменить позицию. Поражения русской армии в Карпатах в 1915 году и сдача Варшавы свели на нет размышления о преимуществах нейтралитета Бухареста. России требовалась немедленная и конкретная помощь. 21 июля 1915 года Сазонов дал согласие на привлечение Румынии.

Долгие переговоры между Антантой и Румынией были застопорены в связи с поражением русских войск в кампании 1915 года, но шансы Антанты вновь поднялись после Вердена и Брусиловского прорыва. Эффект от победы русских войск в Карпатах в 1916 году в Бухаресте был огромен. После Брусиловского прорыва румынская верхушка окончательно поверила в неизбежность победы Антанты над странами Четверного союза, теперь румыны сами выступили инициаторами переговоров с Антантой.

17 августа 1916 года в Бухаресте в глубокой тайне были подписаны политическая и военные конвенции, документально оформившие присоединение Румынии к Антанте. В конечном итоге румынам были обещаны Трансильвания, большая часть Буковины и Банат. Румыния в свою очередь обещала союзникам не вести сепаратных переговоров, но при этом заявила, что объявит войну одной Австро-Венгрии, в призрачной надежде, что войны с Германией и Болгарией удастся избежать. Этим надеждам осуществиться было не дано. После того как 27 августа 1916 года румынский посланник в Вене вручил декларации об объявлении своей страной войны империи Габсбургов, последовали ответные декларации со стороны Германии, Болгарии и Турции.

Однако дипломатическая победа Антанты, связанная с вступлением Румынии в войну, как и предсказывали российские военные стратеги, оказалась пирровой. Румынская армия ничего не смогла противопоставить своим противникам, позорно бежав с поля боя. В результате, чтобы спасти страну от неминуемого разгрома, в Румынию были введены русские войска, после чего Восточный фронт растянулся более чем на тысячу километров. Силы русской армии, и без того испытывавшей нехватку вооружения, с тех пор стали чрезмерно распылены.

Балканские войны еще больше обострили международную об­становку в Европе. Несмотря на то что турецкому владычеству над балканскими странами был положен конец, обстановка в регио­не, как и в целом в Европе, была напряженной. Между странами, воевавшими с Турцией, развернулась борьба.

Австро-Венгрия на северо-западе и Турция на востоке региона ждали удобного момента, чтобы решить свои далеко идущие пла­ны. Австрия хотела нанести удар по Сербии, а Турция – вернуть себе Эгейские острова. За всем этим внимательно следили в Бер­лине и Петербурге. Германия выбирала время, когда можно будет начать войну за передел мира. Россия не хотела и не могла бросить на произвол судьбы Сербию, в которой видела свою союзницу против Австро-Венгрии.

Все происходящее самым непосредственным образом касалось Франции и Англии. В Париже понимали, что поражение России не только ослабит ее, но и лишит возможности бороться с угрозой германского вторжения. Англия, связанная договором с Франци­ей, не могла в условиях надвигающейся войны допустить ослабле­ния своей союзницы и Антанты.

Однако английская дипломатия до самого начала войны т. е. до конца июля 1914 г., скрывала свои цели. Более того, она или вела переговоры с Германией, или занимала нейтральную позицию по ряду второстепенных вопросов, таких, как финансирование стро­ительства Багдадской дороги; судьба португальских колоний; оп­ределение границ Албании и др. Одновременно Англия демонст­рировала дружбу с Францией, о чем свидетельствовал визит анг­лийского короля Георга V весной 1914 г. в Париж.

В конце 1913 – начале 1914 г. резко обострились отношения между Россией и Германией. В ноябре 1913г. Германия направила очередную военную миссию в Турцию во главе с Лиманом фон Сандерсом. Вскоре стало известно, что последний будет командовать армейским корпусом в Стамбуле, что даст ему возможность держать под контролем Босфор. Хотя после острых переговоров Лиман фон Сандерс отказался от командного поста в турецкой столице, все же Германия сохранила в Турции определенные воз­можности повлиять на режим проливов. События вокруг миссии Лимана фон Сандерса перешли в 1914г. и сыграли немаловажную роль в ухудшении русско-германских отношений, поскольку Рос­сия всегда была очень чувствительна к проблемам черноморских проливов и видела в немецкой военной миссии шаг на пути к установлению контроля Германии над ними.

В это же время по инициативе Франции проходили переговоры между Англией и Россией о заключении военно-морской секрет­ной конвенции. Дела продвигались медленно. Англичане, понимая слабость русского флота, требовали больших уступок, а Россия не соглашалась. Хотя обе страны в связи с усиливающейся напряжен­ностью были заинтересованы в скорейшем заключении конвен­ции, до начала войны ее так и не удалось подписать.

Летом 1914 г. и Тройственный союз, и Антанта были готовы начать войну. Непосредственным поводом к ней послужило убий­ство наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фер­динанда 28 июня 1914 г. в Сараеве. Немедленного начала войны против Сербии требовали военные круги Австрии. Их поддержива­ло министерство иностранных дел. Против выступил премьер граф Тисса, венгр по национальности.

Все зависело от позиции Берлина. Если раньше Германия не раз сдерживала Австро-Венгрию, то на сей раз Берлин проявил твердость. Германское руководство считало, что Россия займет враж­дебную позицию, но на войну не пойдет. Вильгельм II, приняв австрийского посла Сегени, указал на необходимость действовать быстро и энергично. Такая позиция кайзера поощрила сторонни­ков военных действий в Вене. Тем не менее прошло еще немало дней, прежде чем был подготовлен ультиматум, который вручили австрийскому посланнику в Белграде 23 июля. Ультиматум был составлен так, чтобы ни одно уважающее себя государство не мог­ло его принять. Сербское правительство, говорилось в ультимату­ме, должно взять обязательства: «не допускать никаких публика­ций, возбуждающих ненависть и презрение» к австро-венгерской монархии; немедленно закрыть и конфисковать все средства тех обществ, которые занимаются пропагандой против Австро-Венг­рии; уволить с военной и административной службы всех офице­ров и должностных лиц, виновных в пропаганде против Австро-Венгрии; допустить на территорию Сербии представителей орга­нов венского правительства для подавления революционного движения, направленного против территориальной неприкосно­венности Австро-Венгрии. В расследовании убийства эрцгерцога также должны были принять участие представители Австро-Венг­рии. Срок ультиматума истекал в 6 часов вечера в субботу 25 июля, т. е. Сербии предоставлялось для ответа 48 часов. На следующий день австро-венгерское правительство направило сообщение об уль­тиматуме в Лондон, Париж и Петербург.

Россия ни в экономическом, ни в военном отношении не была готова к войне. Но в правительстве понимали, что война неизбеж­на, и считали необходимой немедленную общую мобилизацию.

В Париже, наоборот, ждали войны и оказывали на Россию большое влияние. Для того чтобы укрепить союз с Россией, под­толкнуть ее к более решительным действиям и продемонстриро­вать перед Европой дружбу двух государств, 20 июля в Петербург прибыл президент Франции Р. ПуанКарс. За его визитом внима­тельно следили в Берлине и Вене. Не случайно австро-венгерский ультиматум был предъявлен Белграду сразу после отъезда Пуан­Карс из России. Что касается Англии, то несмотря на наличие значительной пацифистской группы правительство и особенно министр иностранных дел Э. Грей делали все для подготовки к войне. В то же время ни Грей, ни другие члены кабинета ни еловом, ни каким-либо действием не раскрыли своих планов. Несмотря на все старания и ухищрения немецкого посла в Лондоне Лихновского, Грей держал его в неведении об истинных намерениях Ан­глии до самого последнего дня.

Немецкое командование летом 1914 г. считало необходимым ускорить начало войны ввиду того, что германская армия была лучше подготовлена, чем армии других стран. В Берлине полагали, что Россия будет боеспособна через несколько лет. Поэтому счита­лось, что для Германии настало самое подходящее время. Но нуж­но было еще знать, как поведет себя Англия. Грей же продолжал темнить. По получении австрийского ультиматума Сербией он пред­лагал Германии оказать влияние на Вену, с тем чтобы не доводить дело до войны. О позиции же Англии опять не было сказано, и это беспокоило правительство не только в Берлине, но и в Париже и Петербурге.

События развивались стремительно. 28 июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии и начала военные действия. 29 июля стало известно, что британский флот ночью направился на свою воен­но-морскую базу Скапа-Флоу. В этот же день Грей сказал Лихновскому, что британское правительство желает и дальше поддержи­вать дружбу с Германией. Англия может остаться в стороне, если в военном конфликте будут участвовать только Австрия и Россия. Но если в войну втянутся Франция и Германия, то Англия должна будет принять срочные меры. Лихновский все понял и поспешил телеграфировать в Берлин. Сообщение посла произвело в Берлине потрясающее впечатление. Вильгельм II запишет: «Англия откры­вает свои карты в момент, когда она сочла, что мы загнаны в тупик и находимся в безвыходном положении!»

К этому следует добавить, что 1 августа, в день объявления Германией войны России, Грей сообщил в Берлин, что нейтрали­тет Англии возможен при условии, если Германия не нападет на Францию и не нарушит нейтралитет Бельгии. Для Германии это было неприемлемо, так как означало отмену плана Шлиффена и лишение Германии главной цели – разгрома Франции. Чего ду­мал добиться своим предложением Грей: осуществить коварные замыслы в отношении своих союзников, и прежде всего России, потянуть время или иметь лишний козырь в парламенте для учас­тия в войне? Может быть, прав был Вильгельм II, заявив, что Грей не хотел открыто выступить против Германии, но хотел, чтобы его вынудили к этому.

Если бы Англия не готовила войну тайно, а прямо заявила о своей позиции, то война не началась бы в августе 1914 г. или во всяком случае не приняла бы таких больших размеров.

Берлин ждали и другие разочарования. О том, что Румыния прим­кнула к Антанте, было известно. Но то, что и Италия не собиралась участвовать в войне на стороне Тройственного союза, в Берлине узнали в последний момент. Берлин попытался остановить Вену, но было уже поздно: австрийская армия воевала в Сербии.

Чтобы опередить противников, в Берлине решили действовать очень быстро. Немецкое командование рассчитывало на медлитель­ность России и надеялось, что пока там будет проведена мобилизация, на которую уйдет около полутора месяцев, Германия суме­ет разгромить французские войска. Чтобы задержать развертывал ние российских армий, немецкий министр иностранных дел Бет-ман-Гольвег потребовал от Петербурга приостановить всякие во­енные приготовления, заявляя, что в противном случае Германия объявит мобилизацию.

Николай II колебался. Начальнику Генерального штаба Януш­кевичу удалось подписать у него 29 июля указ о всеобщей мобили­зации, но царь, получив новые послания от Вильгельма II, отменил свое решение. Только на следующий день министр иностран­ных дел С. Д. Сазонов смог убедить Николая II в необходимости всеобщей мобилизации, так как война все равно неизбежна и от­срочка военных приготовлений России была бы только на руку Германии. В 5 часов вечера 30 июля указ о всеобщей мобилизации был передан по телеграфу во все районы страны.

В полночь 31 июля к Сазонову прибыл посол Германии Пурталес и заявил, что если Россия на следующий день не демобилизу­ется, то Германия тоже объявит мобилизацию. 1 августа всеобщая мобилизация в Германии была объявлена, а вечером того же дня Пурталес вручил Сазонову ноту об объявлении войны.

Германия стремилась как можно быстрее начать военные дей­ствия против Франции и любыми средствами задержать разверты­вание русских армий. В целях предупреждения пограничных инци­дентов Франция 30 июля отвела свои войска на 10 километров от границы. На следующий день немецкий посол в Париже Шен вру­чил французскому министру иностранных дел почту, в которой сообщалось о предъявленных России требованиях остановить мо­билизацию и ставился вопрос о соблюдении Францией нейтрали­тета. Французы, отказавшись дать ответ, заявили о сохранении за собой свободы действий, и 1 августа Франция начала мобилиза­цию. Вечером 3 августа Германия объявила войну Франции.

В Англии Э. Грею в течение нескольких дней пришлось вести борьбу с пацифистами. Возражая против участия Англии в войне, видные члены правительства, такие, как лорд Марлей и Джон Бернс, вместе с некоторыми другими коллегами ушли в отставку. Грею помогли сами немцы, войска которых вторглись в Бельгию. 4 августа Лондон предъявил Германии ультиматум о безоговороч­ном соблюдении бельгийского нейтралитета. С 24 часов 4 августа Англия и Германия стали находиться в состоянии войны. Вступле­ние в войну Англии означало вступление в войну всей Британской империи. Война, начавшаяся в августе 1914 г. в Европе, быстро приобрела характер мировой. Одни страны становились на сторону Германии и ее союзников, другие – на сторону Антанты. Война нетолько не ослабила дипломатическую деятельность, а, наоборот, усилила ее. Переговоры на протяжении всей войны велись как между участниками Тройственного союза так и Амтанты, и на Балканах, на Ближнем и Дальнем Востоке.

Воюющие страны стремились договориться между собой о бу­дущем мире, о том, кто что получит. Упорная борьба развернулась вокруг балканских стран, в которой каждая из двух группировок стремилась привлечь на свою сторону новых союзников. Германия еще накануне войны усилила свое влияние в Турции, и уже 2 авгу­ста 1914 г. между двумя странами был подписан союзный договор, в соответствии с которым турецкая армия попала в полное подчи­нение Германии, а немецкая военная миссия стала постоянно на­ходиться в Турции. Оттоманское правительство обязалось обеспе­чить «осуществление действительного влияния и действительной власти этой миссии в общих операциях турецкой армии». В догово­ре указывалось, что если Россия вмешается в конфликт Австро-Венгрии и Сербии, то Германия выполнит свой долг в отношении союзницы. Турция в этом случае тоже должна была объявить войну России. После подписания этого договора, остававшегося секрет­ным, Турция объявила мобилизацию.

В целях защиты турецкого побережья и постоянной угрозы чер­номорскому побережью России через Дарданеллы прошли два германских военных корабля – «Гебен» и «Бреслау». Постепенно ту­рецкая армия и военно-морской флот оказались под командова­нием немецких офицеров.

После обстрела турецким флотом Севастополя, Одессы, Но­вороссийска и Феодосии Россия разорвала отношения с Турцией и 2 ноября объявила ей войну. Англия и Франция сделали это тре­мя днями позже.

В это же время происходила дипломатическая борьба за Ита­лию. Дело в том, что активные действия немцев в Бельгии, их успехи в начале войны во Франции подействовали на итальянское правительство. Чтобы склонить Италию на свою сторону, Антанта предлагала ей Триест, Трентино и Волону, а Германия – земли за счет Франции, в Северной Африке и на Средиземноморском побе­режье. После долгих торгов, продолжающихся до весны 1915 г., Ита­лия все же примкнула к Антанте, подписав 26 апреля в Лондоне секретное соглашение с Россией, Великобританией и Францией.

Италия обязалась использовать все средства для ведения войны совместно с союзниками против всех их врагов (ст. 2). Французс­кий и английский флоты должны были оказывать активную и по­стоянную помощь Италии вплоть до уничтожения австрийского флота или до заключения мира (ст. 3).

Союзные державы обещали передать Италии по мирному дого­вору Трентино, Цизальпинский Тироль с его географической и естественной границей Бреннером, а также Триест, графство Горицу и Градиску, всю Истрию с Квариеро, включая Волоску и Истрийские острова, а также ряд мелких островов (ст. 4). В соответ­ствии со ст. 5 к ней должна была быть присоединена провинция Далмация. Италии также был обещан ряд прав и льгот на Среди­земном море.

23 мая 1915г. Италия объявила войну Австрии; война же Герма­нии была объявлена лишь в августе 1916 г.

С первых дней войны Россия и Франция беспокоились о том, чтобы члены Антанты оставались верными друг другу до конца. 5 сентября Россией, Англией и Францией было подписано согла­шение о незаключении сепаратного мира в течение настоящей войны. Три страны обязались, когда придет время, не ставить мирных условий без предварительного соглашения друг с другом.

С первых дней войны державы формулировали те цели, кото­рые они ставят в ней. 1 сентября 1914 г. во время встречи с англий­ским и французским послами русский министр иностранных дел С.Д. Сазонов изложил видение основ будущего мира. Его проект предусматривал включение в состав России нижнего течения Не­мана и Восточной Галиции, восстановление в качестве зависимо­го от царского правительства автономного государства Польши, в состав которого должны быть включены Познань, Силезия и За­падная Галиция.

Франции, заявил Сазонов, должны быть возвращены Эльзас и Лотарингия и по решению самой Франции присоединена часть Рейнской провинции.

Бельгия должна быть увеличена за счет Германии. Дании долж­ны быть возвращены Шлезвиг и Гольштейн.

Должно быть восстановлено Ганноверское королевство.

Должна быть создана триединая монархия, в которую войдут Австрия и два королевства – Венгрия и Чехия.

К Сербии должны быть присоединены Босния, Герцеговина, Далмация и северная часть Албании.

Болгария получит компенсацию в Македонии.

Греция получит южную часть Албании.

Для России большое значение имела проблема черноморских проливов.

В феврале 1915г. англо-французская эскадра подошла к Дарданеллам и огнем своих орудий подавила все укрепления, располо­женные в устье проливов. А 12 марта того же года Англия офици­ально обязалась отдать России город Константинополь с неболь­шой частью территории на западном побережье Босфора, Галлипольский полуостров и южную Фракию. В апреле к англо-русской договоренности присоединилась Франция.

Когда Италия вышла из Тройственного союза и вступила в Антанту, участники обоих блоков продолжали борьбу за Болга­рию. После Сербии, которая воевала с Австро-Венгрией, Болга­рия имела на Балканах как с военной, так и с географической точки зрения наиболее важное значение. Из балканских стран са­мой заинтересованной в позиции Болгарии была Сербия. Ключе­вое значение Болгарии состояло в том, что она граничила с Тур­цией и Сербией. Эти две страны находились по разные стороны борьбы. Переговоры стран Антанты с Болгарией шли долго и без­результатно. Болгария присоединилась к Тройственному блоку. В ок­тябре 1915 г. она подписала с Турцией соглашение; в том же меся­це был заключен союзный договор между Германией, Болгарией и Австрией. Таким образом, Германия получила через болгарскую территорию прямую связь с Турцией. 14 октября Болгария напала на Сербию.

Если в Болгарии Антанта проиграла, то с Румынией дело об­стояло иначе. 17 августа 1916 г. между Румынией, с одной сторо­ны, и Россией, Англией, Францией и Италией – с другой, был подписан договор, по которому Румыния была обязана начать войну с Австро-Венгрией, что и произошло 28 августа. Румынам были обещаны Трансильвания, часть Буковины и Банат; за ними при­знавалось право аннексировать территории австро-венгерской мо­нархии в соответсгвии с описанием границ.

Пока шли сражения на полях Европы, дипломаты усиленно занимались подготовкой к будущему миру. После долгих дебатов и бесед странами Антанты было принято решение о разделе азиатс­кой Турции. Был подписан ряд соглашений между англичанами и французами. Англия должна была получить Месопотамию, Фран­ция – Сирию, малую Армению, значительную часть Курдистана, Россия – области Трапезунда, Эрзерума, Баязета, часть Курдис­тана и полосу вдоль Черноморского побережья. Италии после вступ­ления в войну на стороне Антанты выделялась значительная часть Анатолии. Над Палестиной планировалось установить международ­ный контроль, а порты Хайфа и Акраже передать Англии. Самой же Турции оставалась лишь центральная и северо-восточные части Анатолии.

Германский блок тоже имел свои обширные планы. Берлин намеревался создать в центре Европы большой экономический союз, подчиненный Германии, в который помимо ее самой вхо­дили бы Австро-Венгрия, Бельгия, Голландия, Дания, Польша и часть Франции. В дальнейшем предполагалось включить в него Ита­лию, Швецию и Норвегию. Таким образом, в случае победы в войне немецкого блока в Европе создавалось бы новое полити­ческое объединение, по сути – милитаристская империя. Более того, по мере военных успехов Германии в первые годы войны аппетиты ее разгорались. В Берлине стали мечтать о присоедине­нии Финляндии, прибалтийских областей и даже Украины, Бе­лоруссии, Крыма и Кавказа.

О планах Германии в войне можно судить из меморандума прус­ского министра иностранных дел Ф. В. фон Лебеля от 29 октября 1914 г., который так и назывался – «О целях войны». Германия, говорилось в нем, должна отказаться от того, что хотя бы ей и пригодилось, но чего она «не могла бы переварить». В то же время она должна взять все, что даже ей непосредственно не нужно, с тем чтобы противник в будущем был слабее по сравнению с Германией.

Германии, считал фон Лебель, в будущем «могут пригодиться лучшие порты и более широкое побережье с более свободным вы­ходом в Мировой океан, более сильная континентальная позиция по отношению к английскому сопернику»; она «нуждается в бе­зусловной свободе морей, в колониях с удобными гаванями, которые можно защитить, а также в колониях, снабжающихнассырьем и способных стать рынком для сбыта».

«Франция, – говорилось далее в меморандуме, – является ис­торическим врагом Германии», и необходимо присоединить фран­цузские территории, богатые углем и рудой. Что касается Англии, которая «не хочет терпеть рядом с собой сильной, дееспособной Германии, играющей роль в мировой политике», то ее враждебность является картой в будущей мировой исторической игре Германии.

От России, считал фон Лебель, «Германия должна требовать гораздо больше, чтобы получить то, что желают немцы, и чтобы Россия могла с большей легкостью примириться перед лицом все­го мира с территориальной жертвой на границе». Сказано более чем откровенно.

Эти планы исходили из того, что Германия добьется быстрой победы, сможет диктовать свои условия и по-своему перекраивать карту Европы. Но им не суждено было сбыться. Война затягива­лась, а с ней и рушились мечты не только о скорой победе, но и о победе вообще. Людских, военных и экономических резервов у стран Антанты было гораздо больше, чем у Германии и ее союзников. К тому же за странами согласия стояли Соединенные Штаты. Хотя США не торопились вступать в войну, они все же оказывали боль­шую помощь Англии и Франции. Резервы Антанты постоянно на­ращивались, в то время как резервы Германии истощались.

Войной в Европе воспользовалась на Дальнем Востоке Япо­ния, которая уже 23 августа 1914 г. объявила войну Германии. У То­кио были большие захватнические планы. Японские войска окку­пировали на Тихом океане принадлежавшие Германии острова и продвинулись на китайскую территорию. Захватив Киао-Чао, Япо­ния объясняла это необходимостью возвращения китайских тер­риторий самому Китаю. Циничность такого заявления полностью проявилась в известном 21 требовании, содержащемся в ноте, ко­торая была вручена китайскому правительству 18 января 1915 г. Китаю навязывались Японией тяжелые условия. Китайскому пра­вительству пришлось согласиться с тем, что Япония приняла на себя права, которыми обладала Германия в провинции Шандунь. Восточная и Внутренняя Монголия, Южная Маньчжурия попада­ли в полную зависимость от Японии. Практически, приняв 21 тре­бование, Китай оказался под японским протекторатом.

Действия японцев в Китае вызвали тревогу у стран Антанты. И в Вашингтоне, и в Лондоне, и в Петрограде были недовольны тем, что Япония бесконтрольно укрепляет свои позиции на Дальнем Востоке. Но так как она наносила удары по Германии, то державы Антанты, особенно Россия, не реагировала на ее действия в Китае.

Спустя два года с начала войны в Германии стало усиливаться желание заключить сепаратный мир. Дипломатический зондаж шел по разным направлениям. Во-первых, после взятия Бухареста в декабре 1916 г. Берлин специальной нотой обратился к нейтраль­ным странам с предложением немедленно организовать мирные переговоры. На что же рассчитывало германское правительство? В Берлине полагали, что в случае согласия стран Антанты на пе­реговоры Германия сможет внести раскол в их ряды и провести если не все, то хотя бы часть задуманных Германией изменений на карте мира; в случае же отказа Антанты немецкая пропаганда су­меет показать немецкому народу, кто не хочет прекратить крово­пролитие и заключить мир. Однако эта затея провалилась. Спустя несколько дней Антанта ответила, что о мире можно говорить толь­ко после того, как будут восстановлены нарушенные права и сво­боды народов, а малые государства смогут существовать, не опа­саясь насилия.

Больше всего в Берлине рассчитывали, что удастся заключить сепаратный мир с Россией. После успехов в Карпатах и на Кавказ­ском фронте к апрелю 1915 г. русские армии перешли к обороне, а затем вынуждены были отступать. На русский фронт были подтя­нуты резервы из тыла и части из Франции. В 1916 г. внутреннее экономическое и политическое положение в России ухудшилось. В военном производстве наступил кризис, ширилось революционное движение. В правящей верхушке не было единства. Усилива­лось влияние тех, кто выступал за сепаратный мир с Германией, Среди них был и назначенный недавно глава правительства Б. В. Штюрмер, которого поддерживал Распутин. Эта группа до­билась летом 1916г. отставки министра иностранных дел С. Д. Са­зонова, место которого занял Штюрмер.

Для зондажа и давления на царское правительство Берлин дей­ствовал через родственников русской царицы. Переправлялись письма Николаю II о желании заключить мир той группой при дворе, которая считала сепаратную сделку возможной.

Тем временем в Англии также произошли изменения в прави­тельстве. В декабре 1916 г. премьер-министром стал Ллойд Джордж. С его приходом Англия значительно усилила свое участие в войне. В США тоже нарастало движение за активное участие страны в войне. На этом настаивали влиятельные промышленные и банков­ские круги. В 1916 г. президент США В. Вильсон был переизбран на новый 4-летний срок. На призыв Вильсона сформулировать конк­ретные мирные предложения Германия заявила, что мирные пе­реговоры могут вести только воюющие страны, и возобновила неограниченную подводную войну. 3 февраля 1917 г. США разорва­ли дипломатические отношения с Германией, а 6 апреля того же года объявили ей войну. К концу 1916 г. на фронтах наметился поворот в пользу стран Антанты. Когда же в войну вступили США, ее исход не вызывал сомнений.

Libmonster ID: RU-8174

Со времени поражения Франции в войне 1870 - 1871 годов французская буржуазия никогда не мирилась с потерей промышленных областей - Эльзаса и Лотарингии.

Едва закончилась колониальная горячка 80-х и 90-х голов и раздел земного шара между империалистами, как снова помыслы французской дипломатии обратились европейский континент.

Франко-русский союз, оформленный в 1891 - 1893 годах, англо-французское соглашение 1904 года, наконец Тройственное согласие (Антанта) 1907 года - этапы на пути активной французской политики окружения Германии.

Французская дипломатия упорно уклонялась от всякого серьезного политического соглашения с Германией. Еще в 1898 году, в период Фашоды 1 , Теофиль Делькассе, один из будущих творцов Антанты, вступив в министерство иностранных дел, нашел в сейфе министерства запись разговора своего предшественника, Габриэля Ганото, с немецким послом Мюнстером, в котором последний делал дружественные предложения. Новый министр не колеблясь оставил эти предложения без ответа.

Антанта была не только оборонительным союзом, но и наступательным. В основу англо-французского соглашения, как известно, был положен захват Марокко, а англо-русского соглашений - раздел Персии.

Жорж Клемансо, тогдашний председатель совета министров, уже через гон после образования Антанты, 28 июля 1908 года, прямо заявил будущему французскому послу в Петербурге Жоржу Луи:

"Я думаю о войне и нахожу, что она неизбежна. Я об этом даже, писал, хотя, может быть, это и не было нужно, но думаю я о ней всегда... нам надо держаться наготове, и при поддержке, которую мы получим со стороны Англии и России... и, может быть, также при поддержке Италии, где общественное мнение может обязать правительство об"явить себя на нашей стороне, мы можем победить. Во всех случаях это будет война за существование. Если мы будем побеждены, нас раздавят" (см. Жорж Луи "Записки посла", стр. 15).

Следующими вехами на пути подготовки войны были январь 1912 года и январь 1913 года. Сенатор Пуанкаре, один из наиболее упорных реваншистов, был призван" к власти сперва в качестве главы правительства, а затем и президента республики. С его приходом французская дипломатия значительно активизировала подготовку войны.

Новый президент всегда считал, как и Клемансо, что война с Германией неизбежна. Для этого он поспешил заменить в 1913 году посла в Петербурге Жоржа Луи бывшим министром Делькассе, тем самим Делькассе, который в первые же дни войны с гордостью заявлял: "Это моя политика торжествует сегодня. Сколько раз меня обвиняли в окружении Германии! Это я подписал соглашение с Англией, соглашение" с Италией, первое соглашение с Испанией. Это я самым действительным образом культивировал союз с Россией" (Р. Пуанкаре "Па службе Франции". Т. I, стр. 99).

Личные визиты Пуанкаре Николаю II и английскому королю Георгу укрепили Антанту и помогли выработке единого плана войны. Недаром газета "Таймс" после поездки Пуанкаре в Лондон писала о значении этого посещения, как "о самом важном; по своим последствиям из всех официальных визитов, бывших в последнее время" (Тарле "Европа, в эпоху империализма", стр. 232).

В июльские дни 1914 года французское правительство в особенности всячески поощряло агрессивные намерения царской России. Поль Дешанель, председатель палаты депутатов, говорил: "Большая часть тех, кто были в июле министрами, открыто называют Пуанкаре виновником войны. Во время смотра он сказал мне (то есть Дешанелю. - Я. Г. ): "Мне будет очень трудно

1 Фашода - селение на Верхнем Ниле (Англо-Египетский Судан), по имени которого получил название инцидент между Англией и Францией. В 1893 году Фашода была занята французским отрядом, что привело к серьезному конфликту между Англией и Францией. Под нажимом Англии Франция пошла на уступки и очистила занятую ею территорию.

стр. 65

убедить русских". Он хотел сказать: "...убедить их, что нужно выступить" (см. Жорж Луи "Записки посла", стр. 57).

С момента об"явления войны главной целью французской дипломатии: было обеспечение победы. О мире между воюющими буржуазными правительствами без победы, без разгрома врага, о мире без аннексий и контрибуций не могло быть и речи.

"Нестерпимо слушать сладенького Каутского и К°, толкующих о демократическом мире так, как будто его могли заключить теперешние и вообще буржуазные правительства. Ибо на деле эти правительства опутаны сетью тайных договоров между собой, со своими союзниками и против своих союзников" (Ленин. Сот. Т. XIX, стр. 282).

В годы первой мировой империалистической войны усилия французской дипломатии сводились в основном к вербовке новых союзников в борьбе с врагом, к втягиванию в войну нейтральных стран и к обеспечению условий будущего грабительского мира, наиболее выгодного французскому империализму.

В архиве французского морского министерства среди прочих документов, "не подлежащих оглашению", имеется следующая телеграмма, составленная 3 августа 1914 года: "Тулон, Морское министерство. Атакуйте каждый немецкий военный корабль. Подтвердите получение. Начальник морского генерального штаба, вице-адмирал Ж. Пиве".

На этой телеграмме имеется надпись карандашом: "Не была отправлена. Смотри письмо президента республики". Текст письма президента гласит: "Дорогой министр. Я считаю, что по вопросу о Средиземном море вам надо выждать завтрашнего заседания совета министров. Преданный вам Р. Пуанкаре".

Когда впоследствии, через 1 1/2 года, морская комиссии сената потребовала от морского министра адмирала Лаказа выдать ей эти документы, она получила категорический отказ. В своем об"яснении совету министров президент Пуанкаре заявил, что если бы "я не принял этой меры предосторожности, меня могли бы обвинить в том, что я толкал к войне" (??). И он записал: в своем дневнике: "Все министры согласились со мною" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 271).

Возможно даже, что совет министров нашел доводы уважаемого президента достаточно вескими, но при ближайшем рассмотрении вопроса миролюбие Пуанкаре оказалось больше, чем сомнительным.

На письме Пуанкаре министру сделана, надпись: "Получено 3 августа 12 ч. 50 м. ночи в ответ на письмо министра от 3 августа в 12 ч. 15 м. ночи, в котором министр запрашивал, должен ли он отдать флоту приказ искать крейсеры "Гебен" и "Бреслау" и атаковать их" (там же, стр. 274). А ноту с об"явлением вовны германский посол Шен вручил французскому правительству 3 августа в 7 часов 30 минут. Таким образом, записку в морское министерство с предложением воздержаться от потопления "Гебена" и "Бреслау" Пуанкаре написал через 5 часов после начала войны. Вполне понятно, что тогда речь ужо шла не о "развязывании войны", которая уже развязалась. Дело заключалось в другом.

Турция всегда служила для французского империализма рынком вывоза капитала. Французские инвестиции в Турции до войны достигали 3 миллиардов франков. В Восточной Анатолии французские компании имели концессии на постройку железных дорог. Под французским контролем к значительной степени находились турецкие финансы. Вот почему французских дипломатов так усиленно беспокоили агрессивные планы царской России относительно Турции. Палеолог - французский посол в Петрограде - в начале войны (17 августа; 1914 года) добивался от русского министр иностранных дел Сазонова известных заверений по поводу Турции. "Вам небезызвестно, - говорил он министру, - что территориальная неприкосновенность и политическая независимость Турции остаются одним из руководящих принципов французской дипломатии" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 64).

Однако французская дипломатия не делана никаких усилии для того, чтобы привлечь Турцию к Тройственному согласию. Один из турецких деятелей, Джавид Бей, говорил французскому послу в Турции, что "противники французской ориентации в турецком правительстве являются с великолепными обещаниями со стороны Германии и упрекают его, Джавида, равно как Джемал-пашу и великого визиря, в том, что они находятся в оппозиции им, но никогда, ничего не предлагают от имени держав Тройственного согласия. Джавид Бей желал бы получить полномочие ответить им в свою очередь каким-нибудь положительным обещанием, например относительно отмены капитуляции" (там же, стр. 78).

По Франция совсем не собиралась отказываться от капитуляций и других льгот, которыми она располагала в султанской Турции. Дело в том, что более тесное сближение с Турцией могло привести к тому, что балканские страны бросились бы в об"ятия противника; кроме того это поста-

стр. 66

вино бы под угрозу военную помощь России, относительно которой нельзя было быть уверенным, станет ли она активно воевать, если ей не будет гарантирована нейтрализация проливов. Поэтому Бомпар, французский посол в Константинополе, в своих беседах с Джавидом отделывался туманными и расплывчатыми обещаниями. Делькассе в Париже, будучи уже министром иностранных дел, прямо говорил Извольскому, что он против привлечения Турции в коалицию. Больше того, он предлагал образовать на Балканах антитурецкий блок, нейтральных стран (см. "Международные отношения" (в дальнейшем "М. О."). Т. VI. Ч. 1-я, стр. 116 - 117).

Предшественник Делькассе на Кэ д"Орсей (т. е. французское министерство иностранных дел) Думерг усиленно предлагал России гарантировать целостность турецких владений и в то же время давал понять Извольскому, что "это не помешало бы нам (то есть России. - Я. Г. ) при ликвидации войны разрешить согласно нашим видам вопрос о Проливах" ("М. О." Т. VI. Ч. 1-я, стр. 57).

Для того чтобы Россия в случае начала военных операций на юге да могла собственными силами занять Константинополь и проливы, французское правительство, так же как и английское, отдало распоряжение не препятствовать крейсерам германского флота "Гебену" и "Бреслау" пройти в восточную часть Средиземного моря, к берегам Турции. Как и предполагал Пуанкаре, оба крейсера вошли в Дарданеллы и были "куплены" Турцией у Германии. "Дело... сделано", - удовлетворенно заметил французский президент (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 46).

Теперь уже французская дипломатия считала более полезным иметь Турцию не союзником, а противником. "Было бы выгоднее втянуть Турцию в число наших противников, дабы таким образом покончить с ней", - откровенно заявлял видный чиновник министерства иностранных дел Понсо ("М. О.". Т. VI, N 259).

Поэтому 30 октября, после нападения германо-турецких кораблей на русские порты и корабли в Черном море, Бомпар вместе с русским и английским послами поспешил потребовать паспорта.

В первые 7 месяцев войны торг союзников с Италией и между собой по поводу Италии то разгорается, то затихает, в зависимости от хода военных действий. Не только чрезмерные аппетиты итальянской буржуазии, но и разногласия среди союзников препятствовали переходу Италии на сторону Антанты. Позицию Италии с наибольшей прямотой охарактеризовал итальянский посланник в Бухаресте Фашиоти.

"...чем дольше тянется война, - говорил он своему русскому коллеге Трубецкому, - тем слабее в качественном и количественном отношении становятся армии противников. Следовательно, голос Италии и Румынии приобретает тем более значения, чем позднее они положат свои силы на чашу весов" ("М. О.". Т. VI. Ч. 2-я, стр. 197).

4 августа 1914 года, в день об"явления Англией ультиматума Германии, Пуанкаре сделал следующую запись в своем дневнике: "Думерг и Вивиани сообщили мне сегодня одно довольно неудачное русское предложению: обещать уже теперь Италии Трентино и Валлону, если она примет участие в войне против Австрии" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 10).

"Возможно, стало быть, что это (т. е. война. - Я. Г. ) положит конец искусственному дуализму Австро-венгерской империи. У Италии свои национальные устремления. Настоящий момент имеет для нее решающее значение" (там же, стр. 45). Его намеки становятся еще более конкретными когда он начинает заверять собеседника, что французский флот будет бомбардировать Триест и Полу только в самом крайнем случае (там же).

Особенно большое значение французские империалисты придавали выступлению Италии на стороне Антанты в первые месяцы 1915 года, когда русская армия, не имея снарядов, отступала под ураганным огнем немецкой артиллерии, а все попытки генерала Жоффра прорвать фронт в Северной Франции оканчивались неудачей. Французской дипломатии было также известно, что выступление Италии на стороне союзников благотворно подействует на колеблющуюся Румынию. Пуан-

стр. 67

каре не раз передавали слова румынских деятелей, что "если Италия выступит, Румыния несомненно тоже выступит" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 154). Еще 3 октября 1914 года на Кэ д"Орсей узнали "из секретного и надежного источника", что между Румынией и Италией заключено соглашение и что ни одна из лих не выйдет из нейтралитета без согласия другой.

Французские дипломаты никогда не сомневались в том, что на будущей мирной конференция руководящая роль будет принадлежать не Италии, а Франции. И потому они не остановились перед обещаниями удовлетворения в будущем далеко идущих требований Италии.

Еще 21 сентября 1914 года французская адриатическая эскадра высадила в Антавари две батареи, чтобы держать под обстрелом бухту Каттаро. Этим мероприятием французы как бы приглашали итальянский флот присоединиться к совместному выступлению. По этому поводу Пуанкаре писал, что действия эскадры "не могут ей (то есть Италии. - Я. Г. ) не понравиться" (там же, стр. 172). 9 марта 1915 года совет министров принял решение послать отряд Риччиоти Гарибальди, сряжавшийся во французской армии, в Трентино для партизанской войны в тылу у австрийцев. Эта авантюра, как были убеждены все гарибальдийцы и некоторые министры, должна была заставить Италию вступить в воину.

Чтобы добиться быстрейшего принятия итальянских требований, Палеолог оказывал постоянное давление на царское правительство. Побережье Адриатики с Далмацией было еще раньте обещано Сербии. Сазонов долго не соглашался на изменение этого решения, тем более что помощь Италии была для России сомнительной, в то время как небольшая сербская армия с величайшим мужеством и храбростью отражала натиск австрийцев, облегчая тем самым положение русских на юго-западном фронте. Сазонов полагал, что обещания, которые давалась Италии за счет интересов Сербии, отрицательно повлияют на стойкость сербского правительства и сербской армии.

Только неоднократные заявления Палеолога и телеграммы Извольского, в которых последний сообщал, что во Франции придают огромное моральное и военное значение вступлению в войну Италии, и просил не сопротивляться итальянским требованиям, вынудили русское правительство Припять итальянские требования.

В связи с неуступчивостью России Пуанкаре пришлось даже послать Николаю II 19 апреля 1915 года довольно резкую телеграмму, в которой говорится:

"Мой дорогой и высокий друг! Позвольте мне сказать вашему величеству, как опасна, на мой взгляд, задержка принятия союзниками итальянского меморандума. Генерал Жоффр, как и его высочество великий князь Николай Николаевич, желает, чтобы выступление Италии последовало как, можно скорее, но единственный способ ускорить его - это немедленно подписать соглашение. Пока оно не подписано, можно опасаться, что переговоры внезапно будут сорваны непредвиденными обстоятельствами... Ваше величество, обладая столь высоким и просвещенным пониманием интересов союзных стран, несомненно, не преминет предотвратить разрыв, который мог бы повести к самым серьезные последствиям" (там же, стр. 382 - 383).

Через неделю после посылки этого письма, 26 апреля 1915 года, в Лондоне было, наконец, подписано соглашение с Италией, а через месяц Италия об"явила войну Австрии.

Но и после этого акта дипломатия Италии пыталась лавировать и в течение 15 месяцев, несмотря на все настояния французов, не вручала паспорта германскому послу.

Выступление Италии усилило рознь в ставе союзников. Сербию с тех пор не оставляло беспокойство. Она не знала, что именно было обещано Италии, но не без оснований полагала, что эти обещания были сделаны за ее счет. Русский париям не мог примириться с внедрением Италии на Балканах. Греция, которая сама метила на Албанию, стала относиться к союзникам с большой подозрительностью. "Чем больше расширяется коалиция союзников, тем труднее... руководить ею", - писал с горечью французский президент (там же, стр. 431).

Англо-французские империалисты придавали особенное, значение вовлечению в войну на стороне Антанты балканских государств: Болгарии, Греции и Румынии, ибо этим достигалось раз"единение сил противника, прекращался интенсивный обмен немецких вооружений га инструкторов на турецкое сырье и продовольствие. В целях осуществления этих планов и была предпринята дарданелльская экспедиция.

Значение дарданелльской операции и занятия Константинополя, предложенных Черчиллем, морским министрам Англии, вполне полно и достаточно цинично определил другой англичанин, посол в Париже лорд Френсис Берти. "Если это случится, - писал он, - то произойдут большие изменения. Болгария, Греция и Румыния, как голодные волки, бросятся на умирающего турка, чтобы отхватить себе кло-

стр. 68

чок, а турки повернут фронт и предадут своих друзей-гуннов. Я надеюсь, что общественное многие в Англии и заграницей "заставит державы отвергнуть в принципе русскую точку зрения о правах москвичей в отношении Константинополя и проливов" (Берти "За кулисами Антанты", залгись от 22 февраля 1915 года).

Дарданелльская кампания выявила англо-французские противоречия.

Англия взятием Дарданелл надеялась оградить Египет от немцев, а также захватить такие территории в Малой Азии или Сирии, которые могли бы послужить веским аргументом во время будущих мирных переговоров. Вначале англичане пытались устранить Францию от участил в дарданелльской экспедиции, несмотря на то что по морской конвенции, заключенной между союзниками, командование об"единенной эскадрой в Средиземном море должно было принадлежать Франции. Лишь после соответствующего протеста и поездки в Лондон морского министра Франция Оганьера в последних числах января 1915 года были выработаны условия, по которым командование флотом у берегов Сирии возлагалось на французов. Черчилль обязался после долгих споров не высаживать отдельно от Франции войска в Александретте, в которой Франция была особенно заинтересована.

Дарданелльская экспедиция должна была начаться 15 февраля. Неудача экспедиции грозила сильно подорвать влияние союзников не только на Балканах, но также в Египте, Марокко и Индии, где мусульмане составляли большую часть населения. Поэтому было решено держать экспедицию в строгой тайне, а в случае провала заявить, что союзный флот вовсе не имел намерения брать проливы, а получил задание лишь бомбардировать форты.

Как известно, произведенная 18 марта попытка прорыва через проливы окончилась неудачно, причем англо-французский флот понес большие потери. Высадка десанта на Галлипольском полуострове также ничего, кроме жертв, не принесла. Однако до конца года, до снятия последнего отряда десанта, союзная дипломатия продолжала возлагать на нее надежды. Французский посол в Лондоне Поль Камбон, с мнением которого считались в Елисейском дворце, писал в Париж:

"Я не перестану утверждать, что Болгария выступит только в том случае, когда мы перейдем через Дарданеллы. Наивно думать, что можно увлечь ее обязательствами, осуществления которых ей придется ждать в дальнейшем" (см. Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, сир. 438).

Неудачные действия в Дарданеллах усиливали колебания и в правительствах других нейтральных балканских государств. Союзники теряли надежды на скорое вступление их в войне. "Ни Румыния, ни Греция, - записывает лорд Берти 1 июня 1915 года, - как видно, не намерены выступить сейчас; мы не одержали еще достаточно успеха у Дарданелл, чтобы подбодрить их, аотступления и поражения русских было достаточно, чтобы их обескуражить" (Берти "За кулисами Антанты", запись от 1 июня 1915 года).

Чем яснее становилось, что дарданелльская кампания обречена на поражение, тем больше выступали наружу англо-французские противоречия. Китченер, английский военный министр, махнув рукой на Балканы, предложил направить британский экспедиционный корпус в Александрию и Порт-Саид. Он потребовал, чтобы туда же отправилось и французское войско. Но в планы французского империализма вовсе не входило защищать английский Египет. Францию продолжали больше всего интересовать и тревожить Балканы. Болгария, которой Антанта фактически ничего не могла предложить, кроме турецкой территории до линии Энос-Мидия, выступила на стороне Германия. Началось большое наступление австро-германских войск на Сербию. В интересах Франции надо было сохранить балканский фронт и тем самым оттягивать войска противников от западного фронта. Так родилась идея нового "восточного фронта", непосредственно на Балканском полуострове.

Китченер скептически относился к этой французской идее. Во время поездки в Мудрос у него появился новый проект нападения на Турцию. Он предложил захватить порт Александретту, недалеко от которой проходит Багдадская железная дорога. Но англичане в Сирии! Есть от чего волноваться французскому президенту. Ведь этот же проект давно вырабатывался французским генштабом и был положен под сукно из-за молчаливого противодействия Делькассе. "А теперь англичане опередят нас, - замечает Пуанкаре, - и, опасаясь осложнений в Египте и Индии, возьмут себе залог за наш счет" (Пуанкаре. Цат, соч. Т. II. стр. 139).

Ввиду твердого противодействия Франции план захвата Александретты был отставлен.

В 1915 году на западном фронте ничто не предвещало обещанной скорой победы Франции. Оптимистическим уверениям главнокомандующего о возможности прорыва фронта верили все меньше. Ударом на Бал-

стр. 69

канах можно было поднять общественное мнение, перейти от позиционной войны к маневренной и, наконец, с помощью военного нажима и интервенции принудить воевать нейтральные страны.

"Свой взгляд, - записывает Берти, - Бриан (вице-председатель кабинета. - Я. Г. ) изложил следующим образом чтобы улучшить положение в Бельгии и на севере Франции, следует распространить кампанию на Балканы. Экспедиция британских и французских войск в Салоники с участием греческой армии и при давлении со стороны России, несомненно, втянула бы в войну Румынию и определила бы позицию Болгарии, у которой, может быть, есть обязательство по отношению к Австрии и Германии... Если бы русские войска высадилась в Варне или вступили бы в Румынию, то королю и правительству Болгарии пришлось бы выбирать тещу совместными действиями с Антантой и падением" (Берти "За кулисами Антанты", запись от 4 февраля 1915 года).

Союзническая дипломатия для достижения своих целей не стеснялась в средствах, не останавливаясь даже перед свержением правительств нейтральных государств.

В другом месте тот же Берти откровенно писал, что экспедиция должна быть создана "с целью скомпрометировать Грецию и убедить Румынию помочь Сербии" (там же, запись от 3 Февраля 1915 года).

По поводу балканской экспедиции были разногласия не только у Парижа с Лондоном, но и внутри совета министров и комитета национальной обороны в самой Франции. Генерал Жоффр и Делькассе, сторонники развития решающих военных действий на территории Франции, были против экспедиции. Это противодействие послужило одной из причин ухода Делькассе и последующей отставки кабинета Вивший. На его место 30 октября 1915 года пришло "большое министерство" Аристила Бриана в составе 24 министров.

Жоффр после своего назначения генералиссимусом всех французских армий дал свое согласие на салоникскую экспедицию. Об"ектом деятельности была избрана Горения, что вытекало как из военно-стратегических, так и из дипломатических кланов союзников. Однако Греция не хотела выходить из своего нейтралитета. И это "вызвало нажим на Грецию со стороны Англии и Франции.

"Демократические ", "цивилизованные" державы применили при этом такие методы, как обещание компенсаций, подкуп, шантаж, провокационные нападения и т. д. Интервенция и свержение короля Константина, противника вступления Греции в шишу, были последними средствами "убеждения", пущенными в ход англо-французской дипломатией.

Еще в начале марта 1915 года Антанта, казалось, могла торжествовать: 7 марта греческий посланник, в Нише (Сербия) по поручению Венизелоса, председателя совета министров Греции, сообщил Пашичу, что правительство Греции приняло решение выйти из нейтралитета и предоставить в распоряжение союзников свой флот и сухопутную дивизию. Но вдруг в 11 часов вечера из Афин получилось известив об отставке англо-французского ставленника, Венизелоса. Король Константин осудил политику вмешательства в войну.

31 августа 1915 года совет министров Франции принял решение потребовать от Греции пропуска войск для оккупации Македонии. 3 октября Франция примяла предложение лорда Берги о гарантии в случае вступления Греции в воину территории ее владений и передачи ей после войны Смирны с хинтерландом. Бывший греческий премьер Венизелос находился в тесном контакте с французским посланником Гильменом. По настоянию их обоих французское правительство 17 октября 1915 гота приняло решение отдать Греции болгарское побережье Эгейского моря. Англия согласилась уступить Греции остров Кипр при условии, если Греция откроет военные действия против вступившей в войну Болгарии.

В октябре 1915 года в Салониках был высажен экспедиционный корпус союзников. Началась оккупация города и железной дороги на Ниш. Бесцеремонность союзников глубоко возмутит даже такого преданного сторонника Антанты, как Венизелоса. "Союзники, - воскликнул он, - поступают с Грецией, как с завоеванной страной!" (см Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 86).

Франция потребовала от России присылки войск для "охраны дороги Салоники-Ниш" и для давления на Румынию. Но Сазонов заявил Палеологу, что Россия "после страшных потерь, понесенных ею за последние 5 месяцев", не в состоянии послать солдат. "Есть предел человеческим силам. Наши войска, измучены, наши контингенты из рук вот плохи. Не требуйте от нас новых усилий" (там же, стр. 87).

Несмотря на эти действительные затруднения России французское правительство настаивало на присылке пушечного мяса. Пуанкаре собственноручно составил грозную инструкцию французскому послу в Петрограде: "Ипотека на Константинополь, которой добилась Россия, вот уже несколько месяцев играет роковую роль в балканском вопросе. Несомненно, она не осталась без влияния на нерешительность Румынии, на враждебность короля Фердинан-

стр. 70

да, на успех Германии у короля Константина. Когда Англия предприняла дарданелльскую экспедицию, Франция примкнула к ней только в надежде завоевать Константинополь для своей союзницы (?? - Я. Г. )... Сегодня... императорское правительство взваливает на Францию и Англию все бремя помощи Сербии, А между том, согласно всем сведениям, получаемым нами из Софии, значительная часть болгарской армии заявляет, что не будет сражаться против России. Стало быть, присутствие русских войск в Македонии и морская демонстрация перед Бургасом и Варной имели бы величайшее значение... Благоволите передать в дружественном и твердом тоне эти серьезные соображения императорскому правительству" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 93).

Но даже это послание не смогло заставить Россию отправить на Балканы войска. Лишь осенью 1916 года в Салоники был отправлен первый контингент русских войск.

Салоникская экспедиция первоначально не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Она не сумела оказать никакой военной помощи Сербии, не сумела даже соединиться с остатками сербской армии, которая вынуждена была искать убежища на Адриатическом побережье Албании. "Сербия, - пишет Ллойд-Джордж, - была покинута союзниками, вопреки торжественному обещанию своевременной поддержки. Греки, понятно, опасались, что их оставят на произвол судьбы. События войны на восточном фронте, естественно, произвели впечатление на все юго-восточные государства, в гораздо - большей степени, чем захват нескольких километров во Франции" (Ллойд-Джордж "Военные мемуары". Т. I - II, стр. 348).

В дальнейшем французские империалисты с помощью своих английских союзников прибегали ко все более грубым, но зато и более действенным средствам для вовлечения в войну нейтральных балканских государств.

Гильмен, как неоднократно доносил русский представитель Демидов, держал себя в Афинах вызывающе и сознательно шел на провокационные действия. В Парше стали готовиться к решительным действиям - к уничтожению греческого флота я бомбардировке греческих городов. 11 ноября 1915 года Пуанкаре записывает: "Правительство решило отправить морские силы и потребовать, чтобы Лондон сделал то же самое. Кроме того мы предложили Англии пристановить все платежи по ссудам для Греции, все льготы по снабжению я все поставки для Греции впредь до выяснения положения" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 137). Военная комиссия парламента также настаивала на применении решительных мер против Греции: "...только мощная демонстрация нашей военной силы мажет предупредить большую опасность на Балканах" (там же, стр. 138).

28 ноября, ночью, на рейде в Милосе появилась эскадра из французских, английских, русских и итальянских кораблей. На вопрос испуганного греческого премьера Скулудиса Гильмен откровенно ответил: "Пришла пора, когда греческое правительство должно отказаться от двусмысленной позиции".

Но Греция продолжала всеми силами сохранять нейтралитет.

Через несколько дней Гильмен со своими коллегами снова нанес визит Скулудису и (вручил ему очередной меморандум, в котором греческому правительству предлагалось увести свои войска из города Салоник и его окрестностей. Он требовал разрешения на поиски и уничтожение неприятельских, подводных лодок и на осмотр кораблей в греческих территориальных водах. Греция уступила силе и согласилась на эти требования, что фактически означало ликвидацию нейтралитета.

Однако союзникам этого было мало. 30 декабря французский генерал Саррайль, командующий экспедиционными силами, после отказа Скулудиса удалить из Салоник консулов враждебных Франции государств арестовал их и отправил в Марсель. Это "было вопиющим нарушением международного права и провокационным вызовом Германии на объявление войны Греции.

12 января 1916 года французы оккупировали, не считаясь с греческим протестом, остров Корфу, который стал базой новой сербской армии.

Когда весной 1916 года оборона Вердена настоятельно диктовала необходимость активизации остальных фронтов, французское правительство еще больше усилило нажим на Грецию и Румынию. Воспользовавшись просьбой Греции о займе, Бриан в начале марта потребовал пропуска сербских войск через греческую территорию в Салоники. Когда Греция отказалась дать свое согласие, французский кабинет был чрезвычайно возмущен этой "изменой" и решил принять принудительный меры - блокаду и прямую аннексию. Французские правительство задавило Греции: "Вы нарушаете свои обязательства благожелательного нейтралитета; мы в таком случае отказываемся от наших обязательств в отношении возвращения оккупированной территории" (там же, стр. 350).

стр. 71

та, - были разногласия по вопросу о том, как поступить с королем Константином. Пуанкаре - сторонник железного кулака, Бриан надеется на, ораторское искусство".

Для пропаганды и подготовки переворота Венизелос получил через английского капиталиста-трека по национальности - Базиля Захарова несколько миллионов франков.

1 сентября 1916 года французское правительство обсуждало вопрос о создании "революционного комитета", то есть интервенционного правительства Вензелоса, в Салониках. Но Бриан и министр финансов Рибо были тогда против этого плана, так как не были уверены в поддержке Англии, опасавшейся, как бы действия против короля не привели к установлению республики в Греции. "Грей встревожен возможностью революция в Афинах и падения короля, - отмечает Берти 2 сентября 1916 года. - Если он падет, то здесь отнюдь не захотят установить в Греция республику?"

9 сентября в Париже была получена телеграмма о нападении "на французскую миссию в Афинах. Мало кто сомневался в том, что это была очередная провокация французского посланника. Даже французский премьер и министр иностранных дел Бриан в совете министров "высказывает подозрение, что они (инциденты. - Я. Г. ), возможно, подстроены Гильменом и военным и морским атташе" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 401). Однако инциденты послужили хорошим поводом, и французский адмирал с молчаливого одобрения правительства высадил десант для "охраны французской миссии в Афинах". Только разногласия среди союзников- опасения Англии и прямое противодействие русского царя - дали королю Константину возможность еще несколько месяцев продержаться на престоле.

В июне 1917 года Франция силой заставила короля Константина отречься от престола. У власти был снова поставлен Вензелос, который 2 июля 1917 года порвал дипломатические отношения с Германией. Англо-французские империалисты добились своего: Греция вступила в войну на стороне Антанты.

Истинные цели войны значительно отличались от официальных версий, во имя которых французская буржуазия, так же как и буржуазия ее союзников и противников, посылала на убой миллионы трудящихся. За широковещательными об"явлениями о сокрушении германского милитаризма, упразднении вильгельмовского режима, о защите цивилизация и демократии, о создании Лиги наций и пр. и пр. скрывались действительные цели войны: отторжение территорий, расчленение побежденных стран, требования контрибуций.

Одновременно с первыми выстрелами союзники начинают создавать планы империалистической перекройки карты мира. Уже на второй день войны, 4 августа, в своем послании палатам и населению французский президент писал: "В течение более сорока лет французы, в своей искренней любви к миру, затаили в глубине своих сердец свое желание получить законное возмещение" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 491). В более интимных разговорах Пуанкаре не замедлил расшифровать, что это за "возмещение". 5 августа он записал о своей беседе с Клемансо: "Был момент - он (Клемансо. - Я. Г. ) произнес слово "Эльзас", и в памяти его встали картины 1870 года, - когда от волнения он прослезился. Я сам почувствовал у себя на глазах слезы" (там же, стр. 13). Стариковские слезы, как выясняется из дальнейших событий, относились не к Эльзасу 1870 года, а к Эльзасу и Лотарингии, завоеванным Францией в 90-х годах XVIII века, куда входила вся Саарская область с угольным бассейном.

Тотчас после первого германского поражения 5 - 9 сентября начинается интенсивная деятельность дипломатических канцелярий. "Победа на Марне, - замечает Берти, - оживила дух французов, и они уже готовы делить шкуру неубитого медведя".

Начались деятельные переговоры о переделе мира.

В своем "приблизительном наброске" Грей выставил следующие требования: 1) приобретение германских колоний; 2) нейтрализация Кильского канала; 3) сдача и потопление германского военного флота; 4) разрешение вопроса о Шельде; 5) передача Бельгии Люксембурга (немецкого); 6) компенсация Голландии за счет Германии; 7) военные контрибуции, 8) сведения на нет доминирующего положения Пруссии (см. "М. О.". Т. VI. Ч. 2-я, стр. 329).

Извольский прислал Сазонову следующие дополнительные условия, выдвинутые Францией (13 октября 1914 года): 1) исправление африканских границ; 2) сокрушение Пруссии; 3) отделение Ганновера; 4) передача Шлезвига Дании; 5) сохранение Австро-Венгрии.

Особенно активизировались переговоры вокруг дележа будущих завоеваний после вступления в войну Турции. Англия, терявшая в войне меньше чем другие союз-

стр. 72

вики, как всегда, пыталась больше всех получить. Уже 30 октября 1914 года, в день потопления русской канонерки, английский посол записал в своем интимном дневника: "Если дело дойдет до войны с турками, то мы должны выступить за создан но арабского халифата".

Франция, в свою очередь, предприняла решительные, шаги, чтобы определить свою долю добычи. Делькассе посетил Берти, с которым имел откровенный разговор. Вот как сам Берти рассказывает о нем; "Я давно подозревал поползновение Франции на Рейн, как, границу с Германией, а также вожделения ее на части Сирии. Все это было подтверждено Делькассе в академической беседе сегодня вечером. Франция займет Майнц, Кобленц, Кельн, Бельгия - Аахен... Он высказал предположение, что мы, как всегда, захотим все взять себе, и спросил, что я готов предоставить Франции. Я ответил - Эльзас-Лотарингию и все, что не понадобится нам самим!" (Берти "За кулисами Антанты", запись от 24 февраля 1915 года).

О том, каковы были планы Франции на Востоке, мы узнаем из письма Пуанкаре к Палеологу, написанного в разгар переговоров о будущей судьбе Константинополя.

Президент писал 9 марта 1915 года по поводу передачи Константинополя:

"Первой, безусловно необходимой предосторожностью я считаю: не обсуждать публично будущей судьбы Константинополя и оставлять Румынию, Италию и все другие нейтральные государства в неведении относительно желаний России, ибо открыть им эти желания значило бы отпугивать их от поддержки, которую Сазонов, на мой взгляд, надеется купить слишком дешево... Отдача России Константинополя, Фракии, проливов и берегов Мраморного моря означает раздел Оттоманской империи. Мы не имеем никаких "разумных оснований желать этого раздела. Если он неизбежен, мы не желаем, чтобы он произошел за наш счет. Поэтому надо будет, с одной стороны, найти такую комбинацию, которая позволит нам успокоить наших мусульманских подданных в Алжире и Тунисе относительно дальнейшей независимости повелителя правоверных, и, с другой стороны, помимо сохранения наших институтов на Ближнем Востоке и соблюдения наших экономических интересов в Малой Азии, добиться признания ваших прав на Сирию, Александретту и вилайет Адану" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 343, 344).

Англо-французские империалисты были уверены, что в ходе военных действий Константинополь попадет им в руки и тогда они сумеют заставить истощенную войной Россию отказаться от своих поползновений. "Считают целесообразным (во Франция. - Я. Г. ), - откровенно записывал Берти, - чтобы Англия и Франция заняли Константинополь раньше России, дабы московит не имел возможности совершенно самостоятельно решать вопрос о будущем этого города и проливов" (Берти, запись от 26 февраля 1915 года).

Английская дипломатия после свержения египетского хедива и об"явления протектората над Египтом (18 декабря 1914 года) начала предпринимать энергичные шаги по созданию арабского халифата под английским покровительством. С шерифом Мекки были завязаны переговоры "довольно странные" и "не совсем своевременные", как замечает Пуанкаре (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 116 - 118). Ему был обещан халифат, взамен чего шериф Гуссейн должен был помочь англичанам против Турции.

Эти интриги английской дипломатии в арабских странах не могли не вызвать подозрения Франции. Для того чтобы успокоить свою союзницу, Англия предложила 27 октября 1915 года обсудить совместно план окончательного раздела Азиатской Турции и попутно добиться согласия на создание арабской империи.

Для переговоров в Лондон был послан генеральный консул в Бейруте Жорж Пико. Английское правительство не возражало против признания французской власти в Александретте, Адане и Киликии. За это Никольсон, помощник Грея, потребовал установления в Сирии и Ливане верховной власти меккского султана. Кроме того англичане настаивали на постройке железной дорога из Хайфы, что означало конкуренцию с Александретте кой железной дорогой. Английские предложения не могли быть по душе французскому правительству. В январе 1916 года Франции удалось вырвать согласие Англии на распространение французского влияния на Диван с Триполи и Бейрутом и на хинтерланд до Моссула. Взамен этого Англия потребовала Палестину Бриан не соглашался. Он добивался по меньшей мере раздела Палестины между Англией и Францией, а также кондоминиумы (совместного управления) Хайфской железной дорогой. Обращая внимание на английские предложения, Пуанкаре предостерегал правительство от коварства и хитрости, столь свойственных английской дипломатии. Англия предоставляла Франции как раз те области, которые, согласно франко-германскому соглашению от 15 февраля 1914 го-

Что касается Моссула, то Англия добивалась оставления его за собой, и только с помощью России Франции удалось его отстоять.

В феврале 1916 года Пико совместно с Сайксом, бывшим английским военным агентом в Константинополе, составили проект договора о разделе Турции. 9 марта Сайке и Пико лично представили его в российское министерство иностранных дел. По этому проекту Азиатская Турция делилась на пять зон влияния. В статье 1-й было сказано, что Франция и Англия "готовы признать и взять под свое покровительство независимое арабское государство". Но для этого "в зоне "А" Франция и в зоне "В" Великобритания будут иметь право приоритета в предприятиях и местных займах, право назначать советников и чиновников". Из приложенной к проекту договора карте явствовало, что линия раздела сфер влияния начинается от Средиземного моря и идет по границе Палестины и Сирии, а затем на северо-восток, вплоть до персидской границы. Английская зона лежала южнее этой линия, а французская - севернее.

В статье 2-й говорилось, что в Киликии, Сирии и во всей полосе от Александреттского залива до Урмийского озера в Персии Франция, а в Месопотамии Англия устанавливают "такое управление или такой контроль, который они пожелают".

Палестина должна была находиться под международным управлением (статья 3-я). Ее порты Хайфа и Акра предоставлялись Англии (статья 4-я). Александретта становилась свободным портом для Англии, а Хайфа - для Франции (статья 5-я). Остальные пункты проекта договора устанавливали экономические привилегии для обоих государств и оговаривали недопущение в арабскую империю третьих стран.

Территория к северу от французской зоны предоставлялась России (см. "М. О.", Т. X, стр. 332).

Но Сазонов остался недоволен тем, что французские владения будут внедряться клином в русско-персидскую границу. Англичане тоже не были, очевидно, вполне довольны столь близким соприкосновением французов с Персией. Об этом наглядно свидетельствует разговор, зафиксированный в записи русского министерства иностранных дел за 10 марта. "Во время своего обычного посещения французский посол заявил, что между французским и английским правительствами уже состоялось окончательное соглашение и что поэтому он (проект) должен рассматриваться как дело решенное. Великобританский посол поспешил заявить, что полученные им от своего правительства указания во все не придают означенному проекту такого характера, а, наоборот, предписывают ему (послу) лишь представить выработанные предположения на одобрение русского правительства, нисколько не вменяя в обязанность настаивать на принятии их целиком" ("М. О.". Т. X, стр. 372).

Сайкс выступил посредником в переговорах между Францией и Россией. В ответ на русское беспокойство по поводу слишком большого проникновения европейской державы в Малую Азию Сайке успокоил Сазонова тем, что французы "обычно чересчур эксплуатируют местное население и не умеют возбуждать его симпатии к себе, как к нации" (там же, стр. 380).

После многочисленных препирательств этот договор о разделе Турции был принят 26 апреля - 30 мая 1916 года. Правда, Англия и в дальнейшем никогда не отказывалась от более широких притязаний в Палестине. Палестина являлась подступом (как к Суэцу, так в к Египту. Когда в апреле 1917 года Берти заявил Ллойд-Джорджу, что французы будут недовольны назревающим протекторатом над Палестиной, премьер прямо заявил: "Французам придется примириться с нашим протекторатом: мы явимся в Палестину как завоеватели и останемся там, так как не исповедуем никакой особой веры и являемся единственной державой, способной управлять магометанами, евреями, римскими католиками и вообще людьми, каких угодно религий". "В таком случае, - сказал Берти, - вы предлагаете, чтобы мы стали на место, которое занимали турий...?" "Да, - сказал Ллойд-Джордж" (Берти, запись от 20 апреля 1917 года).

Если Англия надеялась одурачить свою "союзницу и захватить Палестину, то и Франция не оставалась в долгу. Составив план раздела Оттоманской империи, французские империалистические круги, воз-

стр. 74

главляемые Пуанкаре, Думергом и другими, не оставляли идеи о расчленении Германии, о перенесении своей границы на Рейн и о захвате крупнейших немецких городов и богатейших территорий.

В этом пункте империалистические чаяния политиков третьей республики наталкивались на сильное противодействие британской дипломатии. Препятствия, чинимые" Лондоном, об"яснялись отнюдь не гуманными соображениями. Английская политика, как об этом свидетельствует вея ее история, никогда не была склонна, к подобным сентиментальностям. Она всегда оставалась на твердой, реальной почве наживы и выгоды. Одной из основных целей войны было для Англии сведение на нет экономической и политической роли Германии не только в Азии и Африке, но и в Европе. Это позволяло бы Великобритании играть первую скрипку в оркестре держав послевоенной Европы. Она отнюдь не намерена была уступать дирижерского пульта какой-либо другой стране. Занятие же Францией богатейших рейнских провинций, безусловно, означало закрепление за ней доминирующего положения на континенте и оттеснение британского флата на второстепенные позиции.

Вот почему Франции пришлось искать поддержки против Лондона в Петрограде, играя на агрессивных планах царской России и на англо-русских противоречиях на Ближнем Востоке. Однако к 1917 году из России стали приходить все более тревожные для империалистов вести. Назревала революция, которая грозила смести самодержавие. В начале 1917 года в Петроград был послан в качестве чрезвычайного посла министр колоний, бывший премьер и будущий президент, Гастон Думерг. Его миссия была тем более щекотливой, что он должен был добиться заключения договора о передаче Франции рейнских провинций втайне от английского и итальянского министров, вместе с которыми он прибыл в Россию.

14 февраля 1917 года, то есть за несколько дней до своего крушения, царское правительство подписало выработанное Думергом окончательное соглашение, в котором, кроме пунктов, относящихся к Эльзасу и Лотарингии и пунктов, где предусматривалась французская поддержка русских территориальных, притязаний, были следующие две статьи:

Франция имела согласованнее со всеми своими союзниками, а с некоторыми из них вполне точные и подробные империалистические, грабительские планы, направленные к отторжению территорий у Германии, Австрии и Турции и даже к полному их расчленению.

Приемы англо-французской дипломатии времен первой мировой империалистической войны очень мало изменились. Сейчас, когда англо-французские империалисты разожгли в Европе пожар второй империалистической войны, за высокопарными декларациями о спасении демократии и цивилизации, за кликушескими воплями буржуазных писак о великой миссии Франции и Англии, о "демократическом" союзе европейских стран и пр. и пр. империалистические правительства Франции и Англии снова тщательно скрывают от своих народов истинные цели войны, и лишь в тиши министерских кабинетов и посольских особняков снова под покровом непроницаемой тайны идет оживленная торговля за счет нейтральных стран, вербуются новые союзники, вырабатываются грабительские планы дележа еще не завоеванных территорий, снова и снова перекраивается карта Европы и всего мира. . Yandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Я. ГОЛЬДБЕРГ, ФРАНЦУЗСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ В ПЕРВЫЕ ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ // Москва: Русский Либмонстр (сайт). Дата обновления: 30.08.2015. URL: https://сайт/m/articles/view/ФРАНЦУЗСКАЯ-ДИПЛОМАТИЯ-В-ПЕРВЫЕ-ГОДЫ-ПЕРВОЙ-МИРОВОЙ-ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ-ВОЙНЫ (дата обращения: 21.04.2019).

Первая задача историка – воздержаться ото лжи, вторая – не утаивать правды, третья – не давать никакого повода заподозрить себя в пристрастии или в предвзятой враждебности.

К читателю

Эта книга о нелегком труде российских дипломатов в условиях вооруженного конфликта всемирного масштаба. Привычка видеть героев с оружием в руках мешает взглянуть объективно на рядовую работу тех, кто обеспечивает победу другими средствами. А ведь дипломаты, как и пограничники, сразу же выдвигаются на линию огня. Они и их семьи, как правило, становятся первыми невинными жертвами любого обострения ситуации в стране пребывания. Судьба многих дипломатов, оказавшихся в силу разных обстоятельств в руках неприятеля, заканчивается трагически. Особенно обидно, когда это происходит на территории бывших советских республик или «братских социалистических» государств, в которых лозунги «с Советским Союзом на вечные времена!» давно сгнили на свалке.

К сожалению, далеко не все политические лидеры, поставленные у власти волей народов (или по роковому стечению обстоятельств) склонны делать правильные выводы из трагических событий истории. Потому-то они и заводят многие конфликты в тупик, создавая обстановку, чреватую мировым пожаром. Летом 2014 г. в России часто вспоминали события столетней давности – начало Первой мировой войны, причиной которой формально послужил террористический акт против австрийского эрцгерцога Фердинанда 28 июня 1914 г. Вспоминали с опасением, что аналогичная ситуация может произойти и в наши дни.

Первая мировая война явилась результатом длительного накопления противоречий между ведущими мировыми державами. Во всех странах усилились шовинистические настроения. Общественность, привыкшая за несколько лет постоянных кризисов к балансированию на грани катастрофы, не теряла надежды, что в последний момент кто-нибудь одумается и отступит. Правительства и дипломатические ведомства уверяли в неизбежности компромисса без потери престижа. Для России эта задача в тот период оказалась непосильной.

Выступая 1 августа 2014 г. на церемонии открытия памятника героям Первой мировой войны в Москве, президент Российской Федерации В.В. Путин напомнил, что «на протяжении многих веков Россия выступала за крепкие и доверительные отношения между государствами. Так было и накануне Первой мировой, когда Россия сделала всё, чтобы убедить Европу мирно, бескровно решить конфликт между Сербией и Австро-Венгрией. Но Россия не была услышана, и ей пришлось ответить на вызов, защищая братский славянский народ, ограждая себя, своих граждан от внешней угрозы» 1 .

В ходе кризиса механизм принятия важных внешнеполитических решений в России очередной раз продемонстрировал свои, свойственные ему изъяны – недемократичность, слабую коллегиальность, склонность к колебаниям, возросшее влияние на политику военной верхушки.

С первых же дней Великой войны – как ее до сих пор называют в Европе – перед внешнеполитическим ведомством Российской империи встала задача оказания срочной практической помощи значительной массе соотечественников, застигнутых войной за рубежом.

Российские подданные, оказавшиеся жарким летом 1914 г. в Германии, Австро-Венгрии и других европейских странах без денег, а многие и без документов, ждали поддержки только от российских дипломатов. С первых же дней войны министерство занялось сбором и анализом сведений об их положении, организацией перевода им денежных средств, добивалось улучшения условий их жизни путем заключения через посредников соответствующих соглашений с неприятельскими властями. По самым больным вопросам – таким, как помощь военнопленным – дипломатам приходилось преодолевать серьезные препятствия внутри страны, поскольку военную верхушку не интересовала судьба «отработанного материала». Между тем военнопленные нуждались в срочной профессиональной защите.

Все эти проблемы пришлось решать российскому Министерству иностранных дел, действуя, как теперь говорят, «прямо с колес», в авральном режиме.

Работа над книгой продолжалась более десяти лет. Основой для нее послужили документы Архива внешней политики Российской империи 2 , информационно-справочные публикации МИД России для внутреннего пользования 3 из фондов Центральной научной библиотеки МИД.

Наибольший вклад в создание книги внесли материалы фондов АВПРИ № 133 «Канцелярия Министерства иностранных дел», № 159 «Департамент личного состава и хозяйственных дел» и № 134 «Архив «Война», в которых содержится уникальная информация о деятельности центральных и заграничных учреждений МИД России в годы Первой мировой войны. Документы фондов № 138 «Секретный архив министра. 1858–1917», № 139 «2-я (газетная) экспедиция Канцелярии МИД России. 1814–1914», № 151 «Политический архив. 1838–1917», № 323 «Дипломатическая канцелярия при Ставке. 1914–1918» и № 340 «Коллекция документальных материалов из личных архивов чиновников МИД. 1743–1933» дают четкое представление о конкретных направлениях разносторонней деятельности МИД в рассматриваемый период, изменениях в структуре, вызванных потребностями военного времени, о каждодневной рабочей жизни внешнеполитического ведомства.

Подробная информация о деятельности заграничных учреждений МИД содержится в донесениях императорских российских посольств, миссий и консульств о деятельности этих учреждений по оказанию помощи и водворению в пределы России русских подданных, захваченных войной за границей, опубликованных в ведомственном журнале «Известия МИД» за 1915–1916 гг. 4

Бесценным подарком для автора стал выход в свет в конце 2014 г. сборника документов «Министерство иностранных дел России в годы Первой мировой войны» 5 , в котором впервые опубликованы малоизвестные исследователям документы АВПРИ: внутриведомственные справки, записки, отчеты, а также всеподданнейшие доклады министра императору об образовании и функционировании Дипломатической канцелярии при Ставке, Отдела денежных переводов и ссуд, Отдела о военнопленных, Особого политического отдела, Отдела печати и осведомления, Кабинета министра. Значительное внимание в сборнике уделяется переписке МИД с военным и другими ведомствами, Российским обществом Красного Креста (РОКК), а также различными благотворительными обществами помощи военнопленным.

В работе над монографией широко использовались так наз. «цветные книги» – сборники дипломатических документов, изданные в 1914–1916 гг. в Петрограде 6 .

Разумеется, с позиций сегодняшнего дня нам трудно дать однозначную оценку работе, проделанной российскими дипломатами 100 лет назад – были успехи, были и серьезные неудачи. Ясно лишь одно – определенный опыт по эвакуации соотечественников в условиях военного времени им удалось накопить. К сожалению, в канун

Великой Отечественной войны и после нее этот опыт не был востребован. Найденных на оккупированных территориях соотечественников грузили в «телячьи» вагоны и тысячами направляли в концлагеря.

Наша цель – рассказать о гуманитарной миссии российской дипломатии, нестандартных подходах со стороны дипслужбы по предоставлению дипломатической опеки соотечественникам, их физической защите, распределении материальной помощи и организации массовой эвакуации на родину. К сожалению, вопросы защиты соотечественников за рубежом не потеряли своей актуальности и все чаще становятся объектом практической деятельности современных дипломатов.

Сергей Дмитриевич Сазонов (29 июля 1860, Рязанская губерния ‒ 24 декабря 1927, Ницца) – министр иностранных дел Российской империи в 1910‒1916 гг. 12 января 1917 г. назначен послом в Великобританию, но в связи с Февральской революцией к месту службы выехать не успел. Активный участник Белого движения. В 1918 г. входил в состав Особого совещания при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России А.И. Деникине. В 1919 г. – министр иностранных дел Всероссийского правительства А.В. Колчака и А.И. Деникина

Сергей Андреевич Котляревский (23 июля 1873, Московская губерния – 15 апреля 1939) – известный русский историк и правовед. Много печатался в «Русских ведомостях» по вопросам внутренней и внешней политики, по национальным вопросам. 17 апреля 1938 арестован по обвинению «в принадлежности к террористической организации и вредительской деятельности». 14 апреля 1939 приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной организации. Реабилитирован 18 ноября 1992 по заключению Генеральной прокуратуры Российской Федерации

Александр Сергеевич Суворин (1834–1912, Царское Село) – русский журналист, издатель, коммерсант, предприниматель, театральный критик, драматург. Он относится к русским самородкам, сумевшим совершить головокружительную карьеру и встать в ряд крупнейших общественных деятелей России

Граф Фридрих фон Пурталес (нем. Friedrich von Pourtalès; 24 октября 1853 – 3 мая 1928) – германский посол в России в 1907–1914 гг.; советник министерства иностранных дел в 1914–1918 гг.

Фридрих-Вернер Эрдманн Маттиас Иоганн Бернгард Эрих, граф фон дер Шуленбург (нем. Friedrich-Werner Erdmann Matthias Johann Bernhard Erich Graf von der Schulenburg; 20 ноября 1875 – 10 ноября 1944) – немецкий дипломат, посол Германии в НССР (1934–1941). Участник заговора 20 июля против Адольфа Гитлера. Арестован и 10 ноября 1944 года казнен через повешение

Великая княжна Татьяна Николаевна Романова (29мая 1897, Петергоф – 17 июля 1918, Екатеринбург) – почетный председатель Комитета для оказания временной помощи пострадавшим от военных действий. «Татьянинский комитет» создан в 1914 г. через три месяца после начала I Мировой войны для координации работы с хлынувшими в столицу беженцами из захваченных противником областей Польши, Прибалтики и Белоруссии. Вел. кнж. Татьяна Николаевна, которой накануне исполнилось 17 лет, лично участвовала в учреждении, а затем и в управлении деятельностью Комитета

Сэр Джордж Уильям Бьюкенен (англ. George William Buchanan; 25 ноября 1854, Копенгаген – 20 декабря 1924, Лондон) – посол Великобритании в России в годы Первой мировой войны. 25 декабря 1917 г. Бьюкенен выехал в Соединённое Королевство, где стал одним и самых активных сторонников иностранной военной интервенции в России

Барон Михаил Александрович фон Таубе (15 мая 1869, Павловск – 29 ноября 1961, Париж) – российский юрист-международник. В 1892–1917 гг. сотрудник МИД, работал в юрисконсультской части министерства под руководством Ф.Ф. Мартенса. С 18 ноября 1909 г. был представителем России в Постоянной палате Международного третейского суда в Гааге. В 1914 г., за несколько недель до начала Первой мировой войны, убедил правительство России изъять из германских банков все хранившееся там российское золото. С 1917 г. в эмиграции

Мобилизация.

Молебен перед выступлением в поход

Глава 1
Министерство иностранных дел России в канун великой войны

После русско-японской войны и революции 1905 г. ослабленная Россия вносила коррективы в свою внешнюю политику, приспосабливаясь к новому соотношению сил на мировой арене. Приходилось учитывать и внутригосударственные сдвиги.

В международных кризисах, предшествовавших Первой мировой войне, Россия длительное время придерживалась сдержанной, примирительной позиции, стремясь балансировать на противоречиях между великими державами и не обострять ни с кем отношений.

Разработкой внешнеполитической программы и ее реализацией занималось Министерство иностранных дел. Все важные внешнеполитические вопросы решались непосредственно императором и министром иностранных дел. Министр, как более подготовленный и имеющий специальный аппарат в лице МИД, предлагал алгоритмы решений, с которыми Николай II большей частью соглашался.

Несмотря на неплохие рабочие отношения, сложившиеся у министра А.П. Извольского с императором, он отзывался о нем весьма критично. Разумеется, эти оценки содержались лишь в мемуарах, вышедших уже после революции.

«К несчастью, его природный ум, – писал Извольский о царе, – был ограничен отсутствием достаточного образования. До сих пор я не могу понять, как наследник, предназначенный самой судьбой для управления одной из величайших империй мира, мог оказаться до такой степени неподготовленным к выполнению обязанностей величайшей трудности.

Образование Николая II не превосходило уровня образования кавалерийского поручика одного из полков императорской гвардии, офицеры которой принадлежали к «золотой молодежи» и обращали больше внимания на спорт и умение держать себя в обществе, чем на изучение специальных дисциплин, даже тех, которые полезны для военной карьеры» 7 .

В некоторых, особо сложных случаях по указанию царя или с его разрешения вопрос передавался на коллективное обсуждение представителей заинтересованных ведомств (чаще всего Министерства финансов, а также Военного и Морского министерств). Эти Особые (межведомственные) совещания формулировали свои предложения, с которыми царь в итоге мог и не считаться.

Представительные учреждения России – Государственная дума и Государственный совет – не имели внешнеполитических функций. К их компетенции относилось лишь обсуждение и утверждение ежегодных ассигнований на деятельность министерства. В обсуждении принимал участие министр или его первый заместитель, которым приходилось выслушивать в свой адрес немало критических замечаний.

Внешнеполитический механизм России страдал существенными недостатками, связанными с общей отсталостью самодержавного режима. Роль императора и министра иностранных дел была гипертрофирована. Чрезмерная централизация осуществлялась в ущерб координации и коллегиальности. Постоянный властный орган согласования действий соприкасавшихся с внешней политикой министерств отсутствовал. Аналитические центры Военного и Морского министерств (генеральные штабы) функционировали без тесной связи между собой и МИД 8 .

Как отмечал известный русский историк и правовед Сергей Андреевич Котляревский, «русские Основные Законы не предоставляют Государственной думе и Государственному совету никакого непосредственного воздействия на иностранную политику. Министр иностранных дел может никогда не появляться в стенах Таврического и Мариинского дворца, ему не нужно отвечать на обращаемые к нему вопросы. Заключение международных договоров точно также совершенно изъято из ведения законодательных учреждений» 9 .

Важную роль в определении внешнеполитического курса традиционно играл личностный фактор. Помимо царя и министра иностранных дел, в разработке и реализации стратегических решений активно участвовали высокопоставленные дипломаты, особенно представители России при великих державах. Многие из них, наряду с мидовскими рангами, имели соответствующие титулы и звания императорского двора (камергер, гофмейстер и т. п.).

Отношение российского общества к Министерству иностранных дел в предвоенный период было в целом негативным. Либералами оно рассматривалось как закостеневший оплот самодержавия, неспособный гибко реагировать на происходящие в мире и внутри России изменения. В качестве примера для подражания приводились иностранные ведомства Франции и Великобритании, находившиеся под тесным парламентским контролем.

Особой критике подвергалось неэффективное участие МИД во внешнеэкономической деятельности, опиравшееся главным образом на консульские представительства за рубежом, а также кадровая политика в целом.

Начиная с 1817 г., при загранучреждениях МИД учредили должности «агентов по мануфактурной части» Министерства финансов, курировавшего до 1905 г. внешнюю торговлю 10 . Создание независимого загранаппарата Минфина на практике привело к дублированию усилий, а также обострению взаимоотношений между упомянутым ведомством и МИД. В предвоенный период в рамках совершенствования внешнеэкономической работы консульские учреждения МИД получили еще одного «хозяина» в лице созданного в 1905 г. Министерства торговли и промышленности 11 .

Депутаты Государственной думы, политические деятели разных направлений, юристы-международники выступали с резкой критикой в адрес МИД, настаивая на необходимости коренных реформ как в определении стратегического курса российской дипломатии, так и в конкретных вопросах подбора кадров. В подготовленном ведущими российскими экспертами сборнике статей «Русская внешняя политика и национальные задачи» давалась следующая оценка деятельности МИД:

«Над русской внешней политикой издавна тяготеет обвинение в отсутствии определенного и яркого понимания национальных задач. Нашей дипломатии приписывается тот салонно-бюрократический пошиб, который отрывает ее от подлинных и органических потребностей народного самосохранения и народного роста. Деятельность этой дипломатии долгое время была отравлена особым ведомственным сепаратизмом и разменивалась на мелкую игру чиновных самолюбий. Происходит растрата народных средств и сил на предприятия, по существу чуждые кровным русским интересам. «Здоровый эгоизм» сменяется нездоровой готовностью служить чужому благополучию» 12 .

Немало масла в огонь подливала оппозиционная и весьма влиятельная газета «Новое время», издававшаяся Алексеем Сергеевичем Сувориным. Из номера в номер она публиковала резко негативные статьи о работе МИД. Так, в номере от 19 февраля 1909 г. давалась следующая характеристика работе министерства:

«Много говорилось о несовершенстве нашей дипломатической службы, преклонном возрасте наших послов, отсутствии согласованности действий наших представителей, полной деморализации остального состава наших чиновников Министерства иностранных дел за границей. Для того чтобы поставить нашу дипломатию на уровень с европейской, необходима ее коренная ломка. Но никакая реформа, ни даже мелкое преобразование в заграничном представительстве не достигнут своей цели, пока не будет проведена чистка центрального ведомства.

Управление делами министерства сосредоточено в руках чиновников, никогда не служивших за границей и устраивавших свою подчас весьма блестящую карьеру на личных отношениях и слабостях начальства. Сознание своего умственного убожества заставляет их напрягать все усилия к одной цели: не допустить к делам управления свежих и способных людей» 13 .

Подобные оценки работы министерства публиковались и в других органах российской печати. Практиковались и попытки создать портрет «типичного русского дипломата». Сегодня трудно сказать, насколько эти «зарисовки» соответствовали действительности, но озлобленной критики в них немало.

«Всем, побывавшим за границей, хорошо знаком портрет русско-европейского дипломата», – писала газета «Новое время» 25 апреля 1909 г. «Это – весьма приличный господин со связями в Петербурге. Он хорошо одет, довольно хорошо говорит по-французски, не всегда хорошо по-русски, малообразован, часто прямо невежествен, но весьма высокого мнения и о себе лично, и о том мелком вздоре («дипломатическая тайна»), которым он старается возможно меньше заниматься в своей посольской канцелярии. Дипломат ведет светскую жизнь, отлично знает местное «общество», мнит себя на дружеской ноге с чиновничьей знатью. К знати весьма подобострастен, с остальными соотечественниками, а обыкновенно и с сослуживцами по консульской части, принципиально не вежлив, ибо презирает в них людей «другого круга» и ненавидит их как свидетелей своего безделья. Чувствует себя истинным европейцем и космополитом. Русской жизни прошлой и настоящей не знает, не понимает, да и знать не хочет» 14 .

Проживавший в Женеве известный русский революционер-шестидесятник Михаил Константинович Элпидин 15 давал такую характеристику российским дипломатам за границей: «Посольские секретари, эти дипломаты в зародыше, представляют собой большей частью совершенно особый коллективный тип, к сожалению, еще не разработанный и дожидающийся для изображения своего Салтыкова-Щедрина. Обыкновенно это цвет нашей аристократии, молодые люди безукоризненно приличной внешности и с печатью величайшей серьезности, заставляющей относиться к ним с почтением как к участникам в устроении судеб человечества. Хотя сдержанный и важный вид их много имеет сходства с важностью тех сторожей, которые, состоя при лабораториях и физиологических институтах, заведуют мытьем загрязненных склянок и инструментов, помогают при опытах над животными. Также как эти сторожа, посольские секретари любят уснащать свою речь исковерканными учеными словами. Их жаргон пересыпан разными терминами и выражениями, ходячими в дипломатии, хотя сами они сплошь и рядом неясно понимают смысл, скрываемый в этих выражениях. Их же собственный внутренний смысл весьма не обширен, и за внешним лоском зачастую скрывается скудное содержание и умственное убожество» 16 .

А вот характеристика одного из высших должностных лиц царской дипломатии – русского посла в Великобритании графа Александра Константиновича Бенкендорфа.

Пишет его коллега и непосредственный подчиненный К.Д. Набоков: «Среди русских дипломатов старой школы он занимал одно из первых мест. Владея в совершенстве французским, немецким и итальянским языками, он говорил довольно свободно по-английски. Он находил «общий язык» не только с английскими министрами, но и с послами Великих Держав. К сожалению, русский язык он знал недостаточно, а потому на соотечественников производил впечатление иностранца. На самого предубежденного слушателя он производил впечатление мудреца. Но как только брался за перо (писал он всегда по-французски) – так в большинстве случаев его яркость и проникновенность мысли куда-то улетучивались. Телеграммы и политические письма его редактированы были то изысканно, длинными, запутанными периодами, то отрывочными фразами – так что подчас трудно было уловить их мысль» 17 .

Одним из серьезных поводов для критики кадрового состава МИД было засилье в нем иностранцев, в первую очередь прибалтийских немцев. Их обвиняли не только в отсутствии патриотизма, но даже в неспособности грамотно излагать свои мысли по-русски.

«Посол в Лондоне граф Бенкендорф, как и другие остзейцы, например, барон Будберг, барон Стааль фон Гольштейн и многие другие, выполнял свои обязанности под особым углом зрения, – отмечает царский посланник России в Испании Ю.Я. Соловьев. – Остзейцы считали себя не столько на русской службе, сколько на личной службе у династии Романовых, которую порой они называли полным русско-немецким именем: Романовы-Гольштейн-Готторпские. В мирное время это очень облегчало им службу по Министерству иностранных дел. Они лояльно служили династии, не задаваясь никакими вопросами, от которых русские не могли отрешиться. В то время как для остзейцев центром была, конечно, династия, для русских на первом месте стояла Россия. Мне пришлось слышать от одного из своих начальников-остзейцев весьма удобное толкование обязанностей дипломата. По его словам, каждое дипломатическое представительство за границей было попросту «почтовым ящиком». То, что нам предписывал Петербург, мы должны были добросовестно передавать местному правительству. Конечно, при всех достоинствах остзейских дипломатов это лишало их, за редкими исключениями, как например барон Розен, инициативы в дипломатической деятельности. Нечего говорить, что такое отношение к делу не может быть идеалом для дипломата» 18 .

С подобными критическими оценками личностей царских дипломатов согласны, разумеется, далеко не все. Так, современный российский исследователь Б.Н. Григорьев придерживается противоположной точки зрения: «Внешний лоск, светские безупречные манеры – это лишь видимая сторона дипломатической работы. Настоящий дипломат – великолепный знаток страны пребывания, ее языка, политического и экономического устройства, культуры, традиций и социального уклада. Он хорошо разбирается в международной политике, международном праве, он основательно и во всех аспектах изучил страну своего пребывания и достойно представляет свою страну, свой народ и свою культуру. Жизнь рядового дипломата в царской России складывалась не только из приемов и приятных встреч; чаще всего она предполагала ежедневный кропотливый труд и серые будни. Недаром в царские времена профессия дипломата, особенно во второй половине XIX века, считалась не такой уж престижной. Зажиточная аристократия, за редким исключением, шла в дипломатию весьма неохотно, и дипломатическую карьеру избирали в основном обедневшие дворяне да лица иностранного происхождения. К тому же длительное пребывание за границей для русского человека было всегда тягостно» 19 .

Справедливости ради следует отметить, что сотрудники МИД в целом отличались высоким профессионализмом и дисциплинированностью, ответственным отношением к делу. В известной степени этому способствовали «семейственность» или, как теперь говорят, «корпоративность» дипломатической службы. По свидетельству заведующего Юридическим отделом МИД Георгия Николаевича Михайловского 20 , «условия службы, требовавшие доверительности и близкого личного знакомства, делали из всего министерства одно большое посольство; это все были люди одного и того же круга, многие служили в этом ведомстве по наследству» 21 .

Модернизация структуры МИД началась после назначения в мае 1906 г. министром Александра Петровича Извольского.

Для подготовки к реорганизации ведомства в 1907 г. создали специальную комиссию, разработавшую соответствующий проект, который в последующем в течение нескольких лет дополнялся и уточнялся. Судьба его складывалась не просто – в марте 1910 г. проект внесли в Государственную думу, но произошла смена руководства. 14 (27) сентября 1910 г. А.П. Извольского назначили послом в Париж. Пост министра иностранных дел 8 (21) ноября 1910 г. получил Сергей Дмитриевич Сазонов. По этой причине работа над документом затянулась, и лишь 24 июня (7 июля) 1914 г. после одобрения Государственным советом и Государственной думой законопроект о новом «Учреждении МИД» и штате центрального аппарата министерства получил утверждение Николая II.

Новое Положение о МИДе и штатное расписание ввели в действие с 1 (14) июля 1914 г. Хотя далеко не все проекты Комиссии по реорганизации ведомства воплотились в жизнь, позитивные изменения в его работе были очевидны. Полномочия и сфера деятельности структурных частей аппарата стали более четкими, что позволило свести до минимума параллелизм, повысив в целом эффективность деятельности центрального аппарата.

Согласно принятому документу, в компетенцию министерства входили:

– политические сношения с иностранными правительствами;

– анализ внутриполитической обстановки в иностранных государствах;

– защита русских экономических интересов и содействие по государственной линии расширению торгово-промышленных связей;

– забота о достойном положении православия за границей и об укреплении русского влияния на почве церковных интересов;

– защита и всесторонняя поддержка русских подданных;

– оказание содействия в решении законных требований иностранцев по их делам в России 22 .

Функциям и структуре Центрального аппарата полностью посвящена вторая глава «Учреждения». В ней указано, что важнейшим управленческим звеном является Совет министерства (коллегия) под председательством министра. В него входят оба заместителя министра, директора департаментов, а также Государственного и Санкт-Петербургского главного архивов, советники Политических отделов и управляющий Юрисконсультской частью министерства. Прерогативы и полномочия Совета министерства четко не определялись, указывалось лишь, что он «рассматривает дела, которые министр считает необходимым предложить на его обсуждение».

Центральный аппарат МИД получил в итоге преобразований следующую территориально-функциональную структуру:

Первый департамент (кадры, финансы, административные вопросы, церкви при учреждениях за рубежом);

Второй департамент (вопросы международного публичного и частного права, торгово-экономические вопросы, нотариат и дела, не входящие в компетенцию политических отделов);

Первый политический отдел (отношения с государствами Западной Европы, Америки и Африки, кроме Абиссинии и Египта, и Ватиканом). Канцелярия первого политического отдела являлась одновременно канцелярией министра. При отделе находились также шифровальное отделение и типография министерства;

Второй политический отдел (отношения с ближневосточными государствами, к которым в то время относились Албания, Болгария, Греция, Румыния, Сербия, Турция, Черногория, Абиссиния и Египет, а также церковные дела на Ближнем Востоке;

Третий (среднеазиатский) политический отдел (отношения с Персией, среднеазиатскими государствами. Индией и Цейлоном);

Четвертый (дальневосточный) политический отдел (отношения с Монголией, Китаем, Японией, Сиамом и «побережьями Тихого океана»);

отдел печати и юрисконсультская часть;

учебное отделение восточных языков при политических отделах, готовящее драгоманов для посольств и миссий на Востоке;

Государственный и Санкт-Петербургский главный архив, Московский главный архив.

Штаты центрального аппарата МИД составляли 470 человек.

Что касается заграничного аппарата, то к началу Первой мировой войны Россия имела за рубежом 9 посольств (в Берлине, Вашингтоне, Вене, Лондоне, Париже, Константинополе, Мадриде, Риме, Токио), 24 миссии, включая диппредставительства, 36 генеральных консульств, 84 консульства и 34 вице-консульств. На 1914 г. штаты загранучреждений составляли 431 человек.

В итоге структурные изменения Центрального аппарата МИД оказались не столь значительными, как предполагалось на этапе проработки проекта ведомственной реорганизации, а штаты загранучреждений и вовсе остались прежними.

В «Учреждении МИД» 1914 г. зафиксирован порядок приема на службу и назначения на должности разного уровня в центральном аппарате и заграничных представительствах. Для поступления требовалось выдержать испытания по утвержденной министром программе. Вступительный экзамен принимала назначенная министром комиссия, собирающаяся в установленные им сроки. От экзамена освобождались только лица административно-технического состава (смотрители зданий, врачи, смотрители литографии МИД, регистраторы).

Прием на работу проходил на конкурсной основе, кандидат сдавал экзамен по русскому и французскому языкам, русскому государственному праву, политической географии и истории, а также началам международного права. Сдача экзаменов давала право стать кандидатом для занятия штатной должности в министерстве.

Для дальнейшего продвижения по службе и занятия дипломатической должности в центральном аппарате и учреждениях за рубежом требовалось сдать «дипломатический экзамен», к которому допускались кандидаты не старше 27 лет, имеющие высшее образование и прослужившие в системе МИД не менее двух лет. Дипломатический экзамен включал следующие дисциплины: русский и французский язык (умение свободно изъясняться, правильно и ясно письменно излагать свои мысли на обоих языках), международное и морское право, история международных договоров (особенно тех, в которых участвовала Россия), начала политической экономии, консульское право, всеобщая статистика.

Памяти жертв Первой мировой войны

(1914-1918) − одно из крупнейших, переломных событий, изменивших облик Европы и всего мира. Этот гигантский, невиданный до той поры катаклизм обернулся утратой миллионов жизней, падением могущественных империй, становлением новых национальных государств, коренными переменами в системе международных отношений.

Война оказала воздействие на судьбы миллионов людей, обусловила многие тенденции мировой политики, по сути, определила дальнейший ход развития человеческой цивилизации.

Для России, принявшей самое активное участие в войне, она стала великим подвигом и вместе с тем – огромной трагедией, ввергнувшей страну в хаос революции и кровопролитной борьбы за власть. Была прервана эволюционная трансформация российского общества, подготовленная реформами второй половины XIX – начала XX в.

Россия оказалась в уникальной ситуации, проиграв войну проигравшей Германии. Это явилось результатом стечения целого ряда обстоятельств, но главным из них стал курс большевистской партии, нацеленный на подрыв боеспособности страны и ее поражение.

Характерно в этой связи высказывание У.Черчилля: «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России… Она уже прошла через все бури, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена».

В советскую эпоху всячески принижалось значение Первой мировой войны, считавшейся войной «империалистической», «мировой бойней», единственная «польза» от которой заключалась в создании предпосылок для Октябрьской революции. Замалчивалось то, что в российском обществе война вызвала небывалый патриотический подъем и была воспринята как Вторая Отечественная война. Почти не упоминалось о доблести наших солдат и , о массовом героизме (погибло более миллиона, было ранено около 4 миллионов российских военнослужащих). За все годы советской власти не было установлено ни одного достойного общенационального памятника героям и жертвам Первой мировой войны.

Россия не хотела этой войны и всеми силами пыталась ее предотвратить (равно как и Балканские войны 1912-1913 годов). Министр иностранных дел С.Д.Сазонов и сам Николай II вплоть до последних дней июля 1914 года предпринимали усилия, направленные на дипломатическое урегулирование конфликта. Однако, Германия уже приняла для себя решение и 1 августа объявила войну России, а 3 августа – Франции. 4 августа в войну вступила Великобритания.

Российские вооруженные силы не были должным образом реорганизованы и подготовлены к войне, однако с самой лучшей стороны проявили себя в боевых действиях. Ими были выиграны 22 сражения из 55, в которых они участвовали – Галицийская битва, Варшавско-Ивангородская операция, Мазурское и Праснышское сражения, Брусиловский прорыв и др.

Россия была верна союзническому долгу и не раз приходила на выручку партнерам по Антанте. В августе 1914 года Франция, оказавшаяся на грани поражения, обратилась к русскому правительству с просьбой как можно скорее начать наступление в Восточной Пруссии, чтобы ослабить германское давление на западном фронте. Российское командование не успело в полной мере подготовиться к проведению запланированной операции, но, не колеблясь, пришло на помощь союзнику. Платить за это пришлось дорогой ценой – разгромом армии генерала А.В.Самсонова. Однако, немцы были вынуждены перебросить с Запада на русский фронт два корпуса, и Франция была спасена. Красноречиво признание маршала Ф.Фоша: «Если Франция не была стерта с лица земли и Париж не был взят в первые же несколько месяцев, то это только благодаря жертвенному наступлению русских».

И в дальнейшем стойкость русской армии сыграла существенную роль в том, что державы «Сердечного согласия» смогли выдержать натиск вражеских сил.

По просьбе французов на западный фронт в 1916 году были направлены четыре русские бригады (около 40 тыс. солдат и ), которые принимали участие в боевых действиях на самых трудных участках и проявили исключительные отвагу и мужество.

Внешняя политика и дипломатия России сыграли активную роль в Первой мировой войне, способствуя повышению значения России как одного из важнейших международных политических, экономических и культурных центров. Впервые наши дипломаты столкнулись с задачами столь масштабными, от решения которых зависело само существование государства, потребовавших выхода на новый, более высокий уровень политической работы, налаживания интенсивных межгосударственных контактов в двустороннем и многостороннем формате.

Русские дипломаты активно содействовали укреплению союзнической коалиции, обеспечению взаимодействия со своими главными партнерами, добивались международной изоляции Германии, разрабатывали программу послевоенного сотрудничества. Достижением внешней политики Петербурга стали Босфорские соглашения 1915 года, хотя реализовать их так и не удалось.

В контактах с союзниками наши дипломаты не допускали ущемления национальных интересов, показали себя опытными и искусными переговорщиками.

Реальность военного времени потребовала от МИД России осуществления информационно-пропагандистских и контрпропагандистских функций, использование внешних рычагов для снабжения армии, заботы о военнопленных и т.д. Все больше заявляли о себе публичная и экономическая дипломатия. Происходила оптимизация структуры внешнеполитического ведомства, в рамках которого были созданы Отдел военнопленных, Особый политический отдел, Правовой и Экономический департаменты.

В годы войны обозначилась гуманитарная составляющая во внешнеполитической и дипломатической деятельности России: помощь раненым, поддержка российских подданных, застигнутых войной за границей.

Русские дипломаты проявляли личное мужество в чрезвычайных ситуациях (например, в посольстве в Сербии во время наступления войск противника). Многие были мобилизованы в действующую армию и пали на полях сражений.

Сегодня мы обращаемся к истории Первой мировой войны не для того, чтобы выявлять ее виновников, делить ее участников на победителей и побежденных. Главный урок заключается в том, что будущее европейского и мирового сообщества - в единстве и сотрудничестве, в органичном сочетании национальных, региональных и глобальных интересов, а не в попытках силой, в ущерб другой стороне, обеспечить свою безопасность. Устойчивая безопасность может быть только равной и неделимой. Этот принцип заложен в Концепции внешней политики Российской Федерации, ставящей во главу угла установление справедливого и демократического миропорядка, основанного на коллективных началах в решении международных проблем и на верховенстве международного права.

www.grozny-inform.ru

Информационное агентство "Грозный-Информ"